– Ты – тоже? – с трудом сказал Леонид.
Андрей улыбнулся.
– Да… я тоже… я тоже ранен.
– Господи! – подумал старший. – Значит, это он меня тащил, сам раненый!
Он хотел пожать хоть руку Андрею, но собственная не повиновалась. Но почему-то вдруг стало необыкновенно спокойно, как в детстве, даже не хотелось, чтобы брат волок его куда-то дальше, но казалось невозможным, что тот уйдет. Опять приоткрыл глаза; может быть, и не открывал, а так представил себе умильное линючее небо, как мамино любимое платье.
Андрей не ошибся; они доползли до первых встречных наших отрядов, где им и оказали помощь. Как это ни странно, младший Загорский оказался в более тяжелом положении, нежели Леонид. Может быть, усилия, которые он употреблял, таща брата, истощили его. Обоих их отправили в Киев, где в светлой небольшой палате они и ждали выздоровления, когда можно было бы снова вернуться в действующую армию. Собственно говоря, старший уже мог бы уехать, но он поджидал Андрея, которого не хотел оставлять. Когда они оба лежали, он все беспокоился о брате, забывая свои раны, и в бреду ему представлялось, будто это он уже тащит Андрея через мховые холмы, утешает и говорит о детстве. Теперь же он стал нежнейшей сиделкой, заботливой и внимательной, словно позабыв совершенно заниматься постоянно состоянием своей души. Андрей не хотел спугивать этого двойного выздоровления и тихо сиял, не говоря ни слова.
– Тут только понимаешь, какая масса времени в одном дне. Только что я ходил в соседнюю палату, беседовал с солдатом раненым. Занятно! Как он обрадовался, бедняга! Оказывается, из наших мест, из-под Калуги.
Андрей был бы рад лежать совсем заброшенным, только бы его брат, когда посещал его, говорил такие слова. Леонид стал читать газеты.
– А по-моему, мы отлично победим, не может быть никакого сомнения. Дай-то Бог тебе скорее поправиться, чтобы нам опять туда поехать!
– И поедем скоро, скоро! – отвечал младший и вдруг заплакал.
– Ты что, что ты?
– Ничего. Я очень счастлив!
– Знаешь что? Я тоже как-то счастливее теперь. То есть я не думаю, счастлив я или нет.
– Ты изменился, правда? – произнес Андрей робко. Леонид промолчал, слегка нахмурясь.
– Не надо упрямиться… не надо, ну!.. – ласково продолжал Андрей.
Леонид улыбнулся, будто через силу, и тихо молвил:
– Пожалуй. О ней я не думаю.
– Когда опять, но по-другому будешь думать, тогда и совсем будет хорошо.
– Какие-то загадки?
– С очень хорошими разгадками, поверь.
Утром через несколько дней младшему Загорскому прислали букет роз, с которых капала вода на белый крашеный столик.
– От кого? – спросил, входя, Леонид.
Андрей, не отвечая, улыбался, расширив ноздри, будто чтобы лучше чувствовать сладкий и томный запах.
– От неизвестной поклонницы? Вот плут! Ведь ты у меня – красавец!
А растрепанный, небритый красавец только отвечал:
– Не от поклонницы, а от человека очень известного и тебе, и мне…
– И мне даже? – спросил, насторожившись, старший.
– Да. Там в ящике письмо. Оно скорее предназначено тебе.
– От Варвары Игнатьевны? Я не буду его читать!
– Почему?
– Потому что не хочу. И потом, она писала тебе, зачем же я буду читать чужие письма!
– Да. Письмо адресовано мне, но предназначено для тебя. Я прошу тебя прочесть его. Поверь, тебе же будет лучше, тем более что прочитать несколько строк тебя ни к чему не обязывает.
– Надеюсь.
– Ну, вот и исполни мою просьбу.
Леонид пожал плечами, однако выдвинул ящик, какие бывают в кухонных столах. Он читал гораздо дольше, чем, казалось, требовали три странички небольшого листа. Андрей лежал недвижно, смотря, как на столе образовывалась выпуклая, медленно подвигавшаяся лужица от цветов.
– Она, значит, здесь? – спросил наконец старший.
– Да. Она узнала из газет и поехала к нам… К тебе. Она любит тебя.
Леонид поморщился.
– Опять все строить сначала! Ведь я-то уже не тот.
– Вот потому-то ты и можешь ее видеть.
– Как видеть?
– Она сейчас придет сюда.
– Андрей!..
– Она тоже уже не та… – начал было младший, но от двери, как продолжение его речи, раздалось:
– Да. Я уже не та. Я люблю и любила вас, Леонид Петрович, но думала только о себе и потому не могла понимать. Простите меня… Теперь я оценила и ваши чувства, и ваше геройство… Простите меня…
– Варвара Игнатьевна, – перебил ее Андрей, – не надо! Вы все это написали в письме гораздо лучше, а брат читал его. Пусть Леонид только посмотрит на вас – вот все, что надо.
– Да, да… Только посмотрит, – повторяла растерянно посетительница.
Леонид не двигался, не поднимал глаз. Наконец взглянул и вдруг поцеловал брата.