Глава 15
Улыбка сошла с лица Елены Александровны, едва последняя выехала за ворота лаврентьевской усадьбы. Первые версты она пустила лошадь галопом, думая найти успокоение, если не какое-либо решение в быстроте почти бешеного движения. Она сама не знала, какие чувства владели ею и которое преобладало. Всего явственнее чувствовалась только досада на какую-то неудачу, вроде досады охотника, не попавшего в редкую дичь, но, может быть, дело было и серьезнее, и, обозревая мысленно все возможные перспективы будущего своего житья, Елена Александровна не могла ни которой из них одобрить, так что это было не только неудача на охоте, но и некоторый конкретный крах и, как таковой, не могло не возбудить сомнения в собственных силах. И по мере того, как размышления ее принимали более спокойный и вместе с тем более безнадежный характер, она все более и более сдерживала лошадь, которая пошла, наконец, шагом.
Было еще рано, и Елена Александровна, подумав, что ее отсутствие еще не скоро будет замечено дома, соскочила с лошади и, привязав ее к тонкому клену, сама вышла на луговину, густо поросшую донником. Сев на пенек и смотря на желто-белые цветы, приторно пахнущие булкой, вымоченной в молоке, Елена Александровна не только не знала определенно, что делать, но даже не соображала точно, куда направить мысли. Она не знала, сколько бы времени она так просидела, если бы ее не вывел из задумчивости сухой треск ломаемых вдали веток. Она стала прислушиваться, не двигаясь… Треск, все приближавшийся, наконец прекратился, и на ту же поляну вышел с книгой в руке Лаврик. Лелечка его тотчас признала, и он, казалось, ее заметил сейчас же, потому что тотчас же пошел прямо по направлению к ней. Елене Александровне была такая лень двигать хотя бы одним мускулом, что она даже не улыбнулась на приветствие Лаврика.
– Вот вы где, Елена Александровна! вы делаетесь очень утренней, никак не ожидал вас здесь встретить; мы сегодня завтракали раньше, чем всегда, и думали, что вы еще спите. Ираида Львовна даже с уверенностью утверждала это, и Полина Аркадьевна не протестовала, хотя бы, казалось, ей нужно было бы знать, дома вы или нет.
Лаврик начал бойко и беззаботно, но так как Елена Александровна все молчала, то и его тон все понижался и замедлялся и наконец совсем как-то застрял… Помолчав некоторое время, он спросил жалобно:
– Вы чем-то расстроены, Елена Александровна?
– Я! Нет… я просто устала.
– Да… это довольно далеко от дому… это место.
– Это-то что!.. Но я далеко ездила. Я ведь верхом… Я была у Дмитрия Алексеевича.
– У Лаврентьева?! – воскликнул Лаврик.
– Ну да. У кого же еще?
– Зачем же вы туда ездили? впрочем, я не имею права задавать вам такие вопросы.
– Я хотела узнать фамилию того офицера, который к ним приехал.
– Ну, и что же? вы ее узнали?
– А разве вас это тоже интересует? – и потом, вдруг переменив тон, Лелечка продолжала: – нет, я ее не узнала, потому что ни у какого Лаврентьева я не была, конечно. Я просто это сказала, чтобы посмотреть, какое это произведет на вас впечатление, и вижу, что вы меня ревнуете… Хотя, кажется, теперь вы не имеете на то никакого ни права, ни основания.
– Конечно, я не имею никакого права.
– А между тем могли бы иметь…
– Не надо этого говорить, Елена Александровна! – почему-то очень громко сказал Лаврик.
– Вот уж кричать на меня вы не имеете и не будете иметь никогда никакого права.
– Я и не кричу, простите. Помолчав, Лелечка начала задумчиво:
– Да, это совсем вам не к лицу… Ведь что, собственно, и послужило к тому, чтоб наш роман, наша сказка так печально кончились… Вы захотели быть мужчиной… захотели быть прямым, грубым и непонятливым и не догадались, что это совсем не ваша роль и что не это меня в вас пленяло. Вы захотели быть Лаврентьевым, тогда как вы хороши только как Лаврик Пекарский, и вы не могли допустить, что у души, у сердца есть разные потребности, отнюдь не исключающие одна другую, что мне мог быть нужен Лаврентьев, из чего совершенно не значит, что вас я не люблю…
– Но ведь вы же сами, Елена Александровна, хотели, чтобы я переменился?
– Нет, я этого не хотела… Я, может быть, это говорила, но не хотела. Не всегда слова значут то, что они обозначают. Нужно знать, догадываться, что думает, что чувствует человек, а не ограничиваться тем, что слушаешь его слова и, может быть, их исполняешь.
– Я не знаю… я, наверное, слишком прост. По-моему, вы меня путаете что-то. Может, вы и теперь думаете и желаете совсем не то, что говорите, – где же мне знать?
– Кто любит, тот всегда знает.
– Ах, Елена Александровна! Я ль не любил вас, а оказывается, не знал, чего вы хотите.