– Вы, Лаврик, слишком устали, вам нездоровится?
– Это не бред. Мне так бы хотелось, чтобы вы были похожи на Фортова.
– Мне бы самому этого хотелось, потому что он очень красивый человек, но я на него нисколько не похож.
– Этого не может быть, Дмитрий Алексеевич, чтобы вы меня не понимали, вы только не хотите этого сказать.
– А разве вы сами понимаете, что вы говорите?
– Нет, по правде сказать, не понимаю.
– Так как же вы хотите, чтоб другой человек понимал слова, которых вы сами не понимаете?
Лаврик печально опустил голову. Тогда хозяин пересел к нему ближе и, слегка обняв его, заговорил:
– Не огорчайтесь. Я вам скажу правду. Я понимаю, зачем вы пришли, и то, что вы говорите. Я понимаю яснее, чем вы сами, но все-таки недостаточно для того, чтобы вам объяснить. И потом, я совершенно не знаю, можно ли вам это объяснить.
– Ну, вот видите! Я знал, что вы знаете больше меня, а если бы вы постарались, если бы стали похожим, тогда и все бы знали.
– Ну, что же делать, если я еще не знаю! Я охотно вам это обещаю, что буду стараться, потому что мне этого хочется еще больше, чем вам.
– Ах, я знаю, почему вы мне не говорите. Вы на меня сердитесь за Лелечку? – Лаврик, Лаврик, как вам не стыдно! Как вы можете думать сейчас о таких пустяках? и еще стыднее, что вы подумали, что я могу это думать. Я уж вам говорил, что все это прошло и на вас я нисколько не сержусь, а в настоящую, данную минуту у меня совсем даже не было никаких романических мыслей. Лаврик вдруг вскочил:
– Постойте! Я видел людей, которые говорили: «Как могут жить люди, не испытавшие таких минут?» Я теперь знаю, что я могу жить, потому что маленькую, крошечную, очень слабую секундочку и я имел. И ведь это не пропадет, не угаснет, правда?
– Я надеюсь, что это не пропадет и не угаснет! – сказал очень серьезно Лаврентьев и крепче обнял гостя.
Белая, мохнатая собака издали бежала, махая хвостом и лая, и через секунду из-за поворота показались две фигуры, которые, конечно, не могли быть никем иным, как англичанином и его другом.
Лаврик молча пожал руку Лаврентьеву и потом уже сказал:
– Какое сегодня число?
– Шестнадцатое августа.
– Сегодня сделаны два шага.
– А может быть, и три, Лаврик. Помолчав, Дмитрий Алексеевич продолжал:
– Вы, конечно, пробудете у нас сколько вам угодно, но под одним условием, что вы прогостите не меньше недели.
– Это конечно. Но Боже мой, Боже мой! Как хорошо, когда не то что почувствовал, а получил надежду, что почувствуешь когда-нибудь, что стоит жить.
Глава 18
Если Лаврика и привела в усадьбу Лаврентьева какая-то не своя воля, то Елена Александровна вполне сознательно и добровольно попала к Полаузовым. Мысли у нее были тоже достаточно смешные: тут была и досада, и растерянность, и, главным образом, нежелание сейчас, под горячую руку встречаться с теми людьми, перед которыми она как-то потерпела неудачу. К Полаузовым она поехала не потому, что сами хозяева были для нее зачем-то нужны, а потому, что больше ей деваться было некуда. Она бы охотно поделилась впечатлениями и излилась Полине Аркадьевне, но для этого нужно было бы ехать домой, чего она отнюдь не хотела. В противоположность Лаврику, она приехала очень заметно, прямо к парадному подъезду, произвела известную суматоху и, войдя в столовую, застала всех обитателей дома вместе.
– Вот уже никак не ожидали, что это вы! – сказала ей старуха Полаузова. – Мы слышали какую-то беготню и собачий лай, но никак не думали, что это гости. Но где же ваши? или они едут в бричке?
– Я приехала одна, и дома даже не знают, что я у вас.
– Как это мило с вашей стороны, Елена Александровна! так приятно видеть людей, у которых есть фантазия в голове.
– У меня не только фантазия в голове, у меня было искреннее желание вас видеть.
– А вас не хватятся дома? – спросил Панкратий.
– А если хватятся, тем будет интересней! Ах да, я все забываю, что вы такой положительный и солидный мужчина. Я уверена, что вам бы никогда не пришла в голову мысль, если бы даже очень захотелось, так вот взять и уехать, никому не сказавшись.
– Если бы я знал, что, уехавши тайком, я доставлю кому-либо беспокойство, то я остался бы.
– Да что с вами разговаривать! вы не человек, а какая-то таблица умножения, – ответила Лелечка, садясь за стол. Но, несмотря на видимую оживленность, у нее в глазах было какое-то беспокойство, которое, конечно, можно было бы приписать тому же оживлению. Но, как оказалось, Соня поняла это, как следует, потому что едва они остались вдвоем с гостьей, как она произнесла тихо:
– Что-нибудь случилось, Елена Александровна?