— Не лучше ли пойти домой? — попытался его уговорить молодой солдат.
Алексей усмехнулся:
— Я не пьян, товарищ, совершенно не пьян.
— Так с чего же это вам вздумалось гулять ночью? — спросил другой, как бы невзначай осветив фонарем фигуру Алексея.
И Алексею вдруг захотелось рассказать этим людям все. Ведь до сих пор не с кем было поговорить, никто еще ничего не знал.
— Тут напротив электростанция, — начал он.
Собравшиеся уже уходить солдаты остановились.
— Ну, и что из этого? — резко спросил старший. — Это известно, что электростанция.
— Я ее буду отстраивать, — неожиданно для себя заявил Алексей.
Солдат пожал плечами.
— Это еще не причина, чтобы стоять здесь ночью. Советую вам, гражданин, идите домой. Давно пора.
— И в самом деле, — согласился Алексей. Он еще раз бросил взгляд на темный контур, вздымающийся к небу за забором, и двинулся в обратный путь.
«Зачем я сказал это?» — пришло ему вдруг в голову. Он ничего еще не решил, ничего не продумал… и в сущности ничего не знал.
Только одно: там, в снежной дымке, — тайна, и эта тайна со странной силой влечет его к себе. Нет, это не чертежи на столе секретаря обкома. Линии и черточки были мертвы, а сюда его звал какой-то голос, что-то обещал, повелевал. Что это за голос?
Ветер толкал, подгонял, он дул теперь в спину и помогал идти. Улица тянулась как темный, черный туннель, тьма окутывала лицо, она была здесь гуще, чем на открытом пространстве, назойливая, непреодолимая.
— Здесь больше не будет темно, — сказал он вдруг этой глухой, мрачной улице. Голос прозвучал неожиданно громко, ударился эхом о стены, будто они отвечали.
На мгновенье он вспомнил, что ведь это означало окончательно отказаться от возвращения на фронт…
Но там лежало спящее чудовище, которое могло ожить, иначе его окончательно покроет снег, размоет дождь, развеет ветер. И это зависело от Алексея.
«Почти безнадежно», — сказали ему. А если не безнадежно? Если именно он докажет, что не безнадежно?
Он дошел до своего подъезда, но долго не стучался, стоял, глядя во мрак. В густой тьме спал, словно вымерший, город, и только ветер гулял по темным улицам, и скрипели, стонали почти человеческим голосом ветви невидимых деревьев.
XIII
Звонка не было. В сумраке серого зимнего дня Алексей долго стоял, колотя озябшими руками в дощатую калитку. Наконец, внутри что-то зашевелилось, заскрипели доски.
— Кто там?
— Свой, свой, откройте.
— Свой… Все свои… — бормотал за забором недовольный голос. Заскрежетав ржавым железом, загремели засовы, и калитка медленно открылась. В калитке показался человек в тулупе.
— Чего надо?
— Мне нужно осмотреть электростанцию, я инженер, моя фамилия Дорош.
Старик украдкой рассматривал его из-под лохматой шапки, сливавшейся с косматыми бровями, почти одинакового с ней серого цвета…
— Электростанцию… Пропуск есть?
— Пропуск? Разумеется, есть, — вспомнил Алексей, вытаскивая из кармана бумажку. Старик внимательно читал, стоя в калитке, потом еще раз всмотрелся в пришельца.
— Ну так как же? — вышел из терпения Алексей.
— Что ж, можно. Только что с того? Ходят, ходят, смотрят, смотрят — и ни с места. От осмотров она не воскреснет.
— А все-таки мы еще раз посмотрим. Вы можете меня проводить?
— Отчего нет? Можно и проводить. Вот только калитку запру.
Алексей осматривался. Здесь, за забором, дело выглядело хуже, чем он мог представить себе ночью. Здание, вырисовывавшееся ночью на фоне неба, теперь оказалось кучей развалин. Тонкий слой снега не мог прикрыть стальных прутьев, торчавших как ребра скелета, разбитых рам, целого склада наваленного грудами железного лома и кирпича.
— Что ж, начнем с главного корпуса?
— Пусть будет с главного.
— Вот сюда. Только осторожно, здесь везде ямы.
Он пошел вперед, огромный и неуклюжий, как медведь, в своем тулупе, что-то сердито бормоча себе под нос, и Алексею захотелось поднять его настроение.
— А вы сами кто?
— Я-то кто? Сторож, сторожу тут.
— Давно работаете?
Он оглянулся через плечо на Алексея и с минуту молчал, вразвалку шагая вперед.
— Давно ли, недавно ли, это как кому… Я здесь с первых дней.
— После прихода наших?
— Какого прихода?
— Как какого? — удивился Алексей.
— Ах, это-то… когда… когда немцев прогнали? Нет, я тут раньше, я был еще, когда ее строили.
— Электростанцию?
— Ее.
— А потом?
— И потом… Все время.
— А при немцах?
Из-под серых бровей неприязненно глянули глаза. Он не ответил.
— Вот здесь главный корпус. Котлы.
— Котлы? Где же они?
Сторож пожал плечами:
— А кто ж их знает? Было три котла. А что теперь — я не рентген, чтобы насквозь увидеть.
Алексей внимательно всматривался. Старик оперся на палку и тоже смотрел.
— Вон там, где эти балки, — первый. И потом направо — еще два, один за другим.
— Можно подойти туда ближе, посмотреть?
— Чего? Можно, только там ничего не видно. Я уж ходил, сколько раз ходил. Цемент и цемент, железо и железо, а что внизу — неизвестно.
Они обошли кругом то, что было когда-то зданием. Высокая в несколько этажей стена казалась сдвинутой с места, проемы выбитых окон зияли мертвым взглядом.
— Эту вот как погнуло, а другая и совсем грохнулась, — объяснил сторож, но Алексей сам прекрасно видел. Погнулись железобетонные колонны, толстые стальные балки были сведены, точно судорогой: из разбитого бетона, как растопыренные пальцы, торчали стальные прутья. За накренившейся стеной, которая лишь чудом держалась, перед их глазами открылась огромная пирамида, в ней трудно было что-нибудь различить.
— А там турбины, — объяснял сторож. Одна из турбин лежала, повалившись набок, и Алексей, осторожно ступая, прошел по кучам щебня. Он положил руку на тело машины и почувствовал пронизывающий холод.
Седые брови задвигались.
— Осматривали ее, говорят — ничего не выйдет… Уж не знаю. Инженеры, ученые люди осматривали. Вот сюда подложили тол — видите, как взорвало?
Огромные воронки зияли в земле, и все вокруг было истерзано, будто на всем этом пространстве свирепствовали бешеные волки, хватая острыми клыками, разрывая, бросая в стороны и снова терзая хищной пастью все, что подвернется. Вывороченные из-под земли бетонные плиты торчали, как гигантские обломки скал. Рядом, в глубоком провале, громоздились разбитые вагоны, до того помятые, словно они были из мягкого пластилина.
— Вот сюда подвозили уголь. И отсюда наверх.
Но теперь не было ни верха, ни низа. Алексей умолк, не расспрашивая больше. Сторож останавливался, опираясь на палку, потом снова шел вперед, жестом обращал внимание Алексея на неожиданно появившиеся провалы, изредка давал скупые объяснения.
— Главный цех там, где вот этот провал. Здесь — трансформаторная. Снаружи будто ничего, ну, а в середке… Здесь была контора.
Он вытер с усов осевшую на них сырость и нерешительно сказал:
— Здесь бы можно войти внутрь. Я положил доски.
— Пойдем, — охотно согласился Алексей.
— Только… там может еще обвалиться.
— А вы ходили?
— Отчего нет… я каждый день хожу.
Алексей пожал плечами.
— Сюда?
— Сюда, сюда. По этой доске.
Они прошли по узким мосткам, переброшенным через провал. Во втором этаже почти сохранился один зал. Внутри было пусто, и лишь у огромной дыры в стене что-то лежало, поблескивая металлом.
— Деталь какая-то… Ее вырвало из того здания, пробило ею стену и грохнуло сюда.
Старик стукнул палкой по темной металлической поверхности. Она зазвучала глухо и протяжно. Алексей обошел кругом, пытаясь рассмотреть сквозь зиявшие раны в стене то место, откуда принес ее могучий вихрь взрыва, дьявольская сила белых, скользких, как мыло, кирпичей тола. Сторож, словно угадав его мысли, прервал молчание: