Мы с трепетом, в глубоком молчании ждем этого священного взрыва негодования.
Как гром прокатится по миру повстанческая волна. Это будет пора отчаянной борьбы двух злейших врагов. Новая жизнь идет лишь по трупам борцов, плывет лишь по морям братской страдальческой крови. Пусть так.
Мы верим; мы верим, что все это уже началось, что гремят громы и всюду поднялся в гневе уставший народ. Мы ждем.
«На 24 часа заключено перемирие между социалистическими партиями, чтобы положить конец братоубийственной бойне и столковаться о создании социалистических министерств — от большевиков до народных социалистов включительно».
Это же позор! Какое тут может быть перемирие, и что тут за «братоубийственная» бойня? Кто кому брат? Тут сошлись враги — злейшие, непримиримые враги, и они должны кончить вражду свою борьбой. Один должен погибнуть, вместе жить невозможно.
Что вы понимаете под братом?.. Русского?.. Брата по нации? У нас нет такого братства. У нас есть только братство по нужде. Так и скажите прямо, что вы боитесь гражданской войны, что этим «перемирием» вы хотите достигнуть мира в стране во что бы то ни стало. Если вам хочется только тишины, — тогда, разумеется, вы правы, но если вам дорога народная победа, — не бойтесь гражданской войны, она неизбежна, без гражданской войны мы никогда не сломим упорного, внутреннего врага, — она неизбежна.
Нечего закрывать глаза на подлинную стоимость всевозможных оборонцев. Нам не по пути с ними, и тут о соглашении не может быть и речи.
Все средства допустимы, если вы честный, бескорыстный революционер и работаете единственно для трудовой массы.
Пусть еще прольются целые потоки крови, — она очищает, искупительная кровь.
Ведь, в сущности, безразлично, сколько человек погибнет: один или сто. Каждый страдает лишь сам по себе; увеличение или уменьшение страданий у других ничуть не изменяет суммы его страдания. Вместо одного будет сотня страдающих. Это неизбежно, т. е. массовое страдание при массовой борьбе. Это и лучше, так как сознание солидарности утишает человеческую боль.
Нет, нет, к чорту ваши мирные переговоры! Борьба должна быть беспощадной и вожди обязаны до конца стоять на крепких позициях. Если мы победим, — мы не пустим буржуазию в Учредительное собрание. Что ей там делать, что отстаивать?…
Фабрики и заводы перейдут в ведение общин, и фабрикант может поступать на работу как всякий рабочий. Какие классовые интересы отстаивать пойдет он в Учредительное собрание? Мы не должны допускать туда буржуазию. Ведь хуже, чем рабочему, не придется жить ни одному фабриканту, ни одному помещику.
А за критерий мы и должны брать рядового работника. Если считаться с доводами буржуазии, — тут никакие учредительные собрания ничего не создадут. Каждому и в каждом отдельном месте хорошо известно, по какому списку проходит буржуазия. Этот список надо аннулировать.
Как-будто мы нарушаем этим самым четвертую формулу выборов. Выборы будут не всеобщие. Да, не всеобщие. Но это в интересах трудового народа, и мы имеем нравственное право отбросить буржуазию.
Буржуазии там делать нечего. Для нас не существует ее особых интересов.
9 ноября 1917 г.
Приветствуя победу большевиков, мы приветствуем не отдельную партию, а трудовой народ, который, не разбираясь в тонкостях программы, идет за теми, которые смелы и решительны, у которых имеется одна определенная цель, — достижение максимума завоеваний в данный революционный момент.
С точки зрения устремления трудового народа к достижению максимума мы близки к большевикам и не считаем нужным и возможным в такие решительные моменты отвлекать внимание масс на нашу программную рознь, тем самым распыляя и раздробляя народную силу.
Наша задача сводится к объединению и уплотнению поднявшейся массы, движимой единственно нуждой и имеющей полную общность интересов.
Вот почему мы, максималисты, и приветствуем победу, победу трудового народа, совершенную самим же народом, при помощи смелых и решительных большевистских вождей.
В большевистских рядах сомкнулась самая бедная, нуждающаяся часть трудового народа.
Мы работаем для трудовой бедноты. Поэтому любую партию, защищающую трудовой народ, мы будем приветствовать и поддерживать всемерно.
Теперь не время спорить о программных пунктах.
Революции не повторяются ежегодно, тем более такие революции, как наша, когда условия сочетались всецело в пользу трудового народа.
В подобные моменты необходимо применить все имеющиеся средства для окончательной победы.
Данный момент именно таков, что народ закрепил за собою власть в стране.
Борьбу теперь следует направить по пути устранения всяких возможностей возврата к старому, хотя бы и подновленному в европейском стиле.
В борьбе за народ, за его лучшую долю, возможны и допустимы все средства борьбы с исконными и случайными врагами.
Теперь не время миндальничать и растабарывать о законности и беззаконности средств.
Пока трудовой народ сам не написал себе законов, — для нас закона нет.
Освобождение и счастье народа настолько огромная, бескорыстно-чистая и святая цель, что она оправдает все средства, которые были применены для ее осуществления.
История и мораль оправдают все меры, которые мы применяем теперь, в героическую эпоху самоотвержения и страстной преданности делу освобождения угнетенного народа.
Когда дикие турки расколачивали о камни болгарских детей, насиловали женщин и сажали на острые колья невинных мучеников, мы благословляли своих добровольцев на самую жестокую и беспощадную борьбу с мучителями.
Тогда не задумывались над средствами, не толковали о законности и беззаконности, ибо ясна была для всех несомненная мысль о неизбежности жестокой расправы с насильниками.
Почему же теперь, когда мы боремся за свой угнетенный народ, недопустимы те меры, что допустимы были в борьбе за страдальцев-болгар.
Сущность дела одинакова и меры борьбы должны быть также одинаковы.
Чтобы легче было властвовать над угнетенным болгарским народом, турки применяли хитрое и верное средство: они владение над целыми округами передавали в руки знатных болгар, развращали их окончательно привилегированностью и чрезмерной властью и, таким образом, под видом самоуправления преподносили несчастному болгарскому народу самую тонкую и самую мучительную форму истязания и порабощения.
Эти знатные болгарские роды, вольно и невольно попавшие в цепкие руки турецких властей, становились злейшими врагами своих угнетенных собратьев.
Эти знатные болгарские магнаты, привлеченные подкупами, угрозами и привилегиями в турецкий стан, отрывались от родного народа и становились в ряды его злейших, открытых врагов.
Поэтому борьба против турецкого ига была всегда для болгар и борьбою против своих сородичей-угнетателей.
Не бросается ли вам в глаза полная аналогия наших дней с эпохою борьбы болгарского народа за свое освобождение?
У нас имеется открытый враг, стоящий на другом берегу, — буржуазия. И имеются у этого врага свои приспешники, помощники и защитники с печатью народных друзей на челе.
Они не подкуплены, но идут вместе с теми, которые сильны подкупом; они не запуганы, но идут вместе с теми, которые жили насильем целые века; они не бьются за привилегии, но поддерживают тех, что всегда сверху вниз смотрели на трудовой народ.
Я говорю о «кротких» социалистах, о тех, что, вместо солнца, стали молиться на луну — тусклую, бледную луну.
С ними у нас не может быть ни единых целей, ни общего дела. Социализм прикрывает их, как икона. Многомесячная борьба воочию показала, что он для них — не цель ближайших конкретных достижений, а маяк, затонувший в беспросветной мгле бесконечного будущего. Система борьбы у них настолько двусмысленная, что оправдывает блок с врагами народа, — кадетами, — как это случалось неоднократно.
Они открыто предадут нас, а вместе с нами и трудовой народ. В лучшем случае они будут тормозить ход работы и подрывать народное доверие к своим могучим организациям.