Терпение! Ему нужно только немножко отдохнуть, чтобы прийти в себя. Под деревом на дороге к поселку лежал большой валун — тенистое место, где он частенько ожидал прибытия дилижанса. Он пойдет туда, а когда совсем отдохнет и успокоится, отправится дальше.
Однако по пути он свернул с тропинки и углубился в лес с единственной целью найти дуплистое дерево. «Какое-нибудь дупло». Да! Именно так сказал Мастерс; он это хорошо помнил, но что надо сделать с дуплом, он никак не мог припомнить. Тем не менее он исполнил все: положил туда письмо — как раз во-время, так как ноги уже отказывались нести его дальше, и, дойдя до валуна, рухнул на него как пласт.
И теперь, как ни странно, беспокойство и смущение, овладевшие им с той самой минуты, когда он нашел золото, покинули его, точно он сбросил с плеч груз на обочину дороги. Им овладел безграничный покой. Он мысленно видел свое обретенное богатство; оно уже не вызывает беспокойства и смущения, а приносит ему благословение и счастье. Эти мечты приняли размеры, далеко превосходящие его нерешительные и эгоистические планы. Благодеяния распространяются на жену и детей, друзей и родных, и даже на этого собеседника на склоне холма. Могучее влияние богатства приносит лишь добрые плоды. И естественно, что его бедный, ограниченный разум не мог постигнуть всего значения этого богатства, а когда сделал такую попытку, дрогнул и пошатнулся. Довольно и того, что в течение нескольких минут он испытал такое глубокое удовлетворение, какого не могли бы принести и годы обладания богатством.
Пока он размышлял, солнце, казалось, заходило в розовых лучах его счастья. Затем тени деревьев сгустились и окружили его ночным мраком, а еще позже воцарилась тишина мирного вечернего неба с далекими бесстрастными звездами. То, что они видели, трогало их, наверно, не больше, чем бесшумное движение жизни в траве и кустарнике у его ног. Глухой шорох маленьких лапок в мягком песке дороги, еле уловимое мерцание влажных и недоумевающих глаз на ветвях и мшистых скатах валуна не беспокоили его. Он все еще терпеливо сидел, как будто не обдумал своих дальнейших действий.
Но когда наутро при ярком свете солнца, неся с собой неудержимый гомон жизни и деятельности, подкатил дилижанс, кучер внезапно резко остановил своих четырех резвых лошадей у этого укромного уголка. Кондуктор слез с козел и подошел к бесформенной, как ему показалось, груде брошенной одежды.
— Он, видимо, не пьян, — ответил кондуктор на раздраженные вопросы пассажиров. — Я что-то не разберу. Глаза открыты, но он не шевелится и не говорит. Посмотрите, доктор.
Из дилижанса вылез грубый человек, совсем не похожий на врача, и, небрежно растолкав любопытных пассажиров, быстро, с профессиональной ловкостью нагнулся над кучей платья.
— Умер, — сказал один из пассажиров.
Доктор тихо опустил на камень неподвижную голову.
— Нет, это было бы еще хорошо, — сказал он отрывисто, но мягко. — У него паралич, удар был очень сильный. Неизвестно, сможет ли он когда-нибудь говорить или двигаться.
Глава I
Когда Элвин Малрэди объявил о своем намерении выращивать на зеленых склонах Лос Гатос картофель и овощи, золотоискатели этой местности и соседнего поселка Скороспелки встретили его заявление презрительным равнодушием, которое обычно проявляют искатели легкого заработка ко всякого рода буколическим занятиям. Конечно, никто серьезно не возражал против того, чтобы он приступил к обработке этих двух склонов, которые обещали золотоискателям так мало, что, если верить рассказам, один из старателей, по фамилии Слинн, работавший там, не то сошел с ума, не то впал в идиотизм от постоянных неудач. Возражал только один человек — первоначальный владелец этой земли, дон Рамон Альварадо, — но его притязания на двадцать миль долины и холмов, включая и процветающие поселки — Скороспелку и Рыжую Собаку, были встречены хохотом горняков и переселенцев.
— Посмотрите-ка, можно подумать, что мы проехали три тысячи миль только для того, чтобы отыскать эту чертову пустыню и заплатить ему! Как же, держи карман шире! — насмешливо заявляли они.
Малрэди было бы простительно примкнуть к этому общему мнению, но, подчиняясь какому-то странному чувству, которое, однако, было ему свойственно, он пошел к дон Району и в самом деле предложил купить у него землю или платить за аренду продуктами. Говорят, дон Рамон был так потрясен этим предложением, что не только отдал Малрэди землю, но и подружился с простодушным земледельцем и его семьей. Едва ли нужно добавлять, что золотоискатели смотрели на эту дружбу с тем презрением, какого она заслуживала. А узнай они мнение дон Района об их собственной профессии, которое вскоре стало известно Малрэди, их презрению не было бы конца.