Участником событий является и еще одно, может быть, самое значительное историческое лицо — народ, тот самый народ, который в трагедии Пушкина «безмолвствует» при вступлении Самозванца на царство, выражая тем самым свое неодобрение происходящему и нравственный суд над ним. Точка зрения этого действующего лица выражена и в первом, вводном очерке «Голод»: и в других «мозаиках» «Смуты». Главные фигуры рассказов изображены, как правило, в одной критической ситуации — в кульминационный момент их жизни или перед окончательной развязкой.
Так именно строится рассказ «Гибель династии» — о смерти Бориса Годунова. Смерть его в 1605 г., в возрасте пятидесяти трех лет, была настолько внезапной, что ее склонны были приписывать самоубийству (см.: Платонов С. Ф. Борис Годунов. Пг., 1921. С. 152). Эта версия осталась неподтвержденной, и новейшие исследователи не разделяют подобных предположений (см.: Скрынников Р. Г. Борис Годунов. Л., 1978. С. 179). Но при отсутствии явных доказательств и предложенная версия не может быть начисто исключена из сферы исторической вероятности. Положение Годунова к 1605 г. стало критическим, и у него могли быть поводы к отчаянию. Конкретные обстоятельства страшной смерти Годунова — не более чем авторское допущение, возможно и фантастическое, зато общие исторические причины гибели молодой династии Годуновых — предмет реальный и наиболее существенный для художника.
Гибель династии Годуновых открыла новую страницу Смутного времени. Одного из главных противников Годунова — князя Василия Шуйского Панова показала в день его величайшего унижения. Именно Шуйский, признав Лжедмитрия I, открыл ему и польскому войску беспрепятственный путь в Москву. Он использовал Самозванца, чтобы поразить насмерть ненавистный ему годуновский род. Однако, как только эта цель была достигнута, он начал против нового царя борьбу за престол. Интрига была открыта, и молодой царь отдал Шуйского и его братьев под суд. Описанная Пановой инсценировка смертного приговора, приготовление к публичной казни на Лобном месте, замена ее ссылкой в Вятку были лишь преходящими эпизодами в сложной политической борьбе.
Шуйский скоро был прощен Самозванцем и вернулся в Москву, Начатую интригу против Лжедмитрия он выиграл. После смерти Дмитрия Самозванца и разгрома польского гарнизона Шуйский был «выкрикнут» московским царем. Он и царствовал четыре года (1606–1610), пока в свою очередь не был свергнут с престола боярами-заговорщиками.
Фигура Болотникова оказалась необходимой в мозаике Смутного времени, но тоже лишь как фрагмент, как часть лаконичного исторического рисунка. Поражение крестьянской армии Болотникова в решающих сражениях с войсками Василия Шуйского было одним из самых трагических моментов в истории России начала XVII в. Народ не смог освободиться от тирании самодержавного государства. Надеждам крестьянства на освобождение в эпоху Смуты был нанесен сильнейший удар. Крепостная кабала стала тогда еще более тяжелой. Но тем и велик был Болотников, что единственный среди всех соратников по восстанию умел смотреть дальше своего века. Приближаясь к трагической развязке, поражению и казни, Болотников в рассказе Пановой не теряет присутствия духа. Мотивы его поступков крупнее и глубже, чем у его врагов. Народная смута, которую он начал, не закончится с его смертью. Болотников сознает это, он уверен, что найдутся последователи, которые подхватят и понесут дальше его «хоругвь».
В Смуте оказалась замешанной и потерпела в конце концов поражение еще одна крупная сила — иноземная интервенция, которая вознесла на русский престол польского ставленника Лжедмитрия I и полячку Марину Мнишек. Мысль написать о Марине Мнишек давно владела Пановой. Как и в других рассказах, здесь сохранен принцип исторической мозаики. Из биографии Марины взяты лишь отдельные эпизоды. В повести опущены некоторые центральные моменты восхождения на российском историческом небосводе этой зловещей и беззаконной кометы.
8 мая 1606 г. в Москве состоялась свадьба Лжедмитрия I и Марины Мнишек. Она была совершена по православному обряду, но без церковного причастия, исключенного из-за католической веры молодой царицы. Отказ от причастия произвел самое неблагоприятное впечатление в церковных кругах. Слух о публичном пренебрежении обычаями страны широко распространился в народе и вызвал брожение среди противников польской партии. Дни Лжедмитрия были сочтены. Только десять дней царила Марина Мнишек рядом с Самозванцем на русском троне. 17 мая 1606 г. восставшие москвичи убили Лжедмитрия и разгромили польский гарнизон. Марину после убийства Самозванца сначала держали в Кремле, а потом перевели в дом к отцу. С остатками польской свиты она была выслана в Ярославль. В течение двух лет Мнишеки оставались высокопоставленными заложниками, через которых новый царь Василий Шуйский поддерживал неофициальные связи с польской стороной. Можно предположить, что пропуск майского торжества и майского же падения Марины, подробностей ее двухлетней ссылки в Ярославль (1606–1608 гг.) — следствие незавершенности этой исторической «мозаики» Пановой. Последние эпизоды повести относятся к 1608–1610 гг., когда Марина сделала ставку сначала на Лжедмитрия II, так называемого Тушинского вора, а затем на малолетнего «наследника», ее сына от второго Самозванца, объявленного внуком великого царя Ивана Грозного, а следовательно, претендентом на русский престол. Эту совершенно призрачную идею Марины Мнишек поддержал казацкий атаман Иван Заруцкий, с которым она сблизилась еще в Тушине и бежала на юг в Астрахань, а затем на реку Яик. Здесь воеводы нового царя Михаила Романова настигли в 1614 г. отряд Заруцкого. Выданный своими казаками, Ивашка Заруцкий был посажен в Москве на кол, пятилетний сын Марины, «воренок», умерщвлен, а сама она заточена, по преданию, в Коломенскую башню Московского Кремля, где и закончила свой век. Как и в остальных мозаиках, Панова не ставила своей целью дать сколько-нибудь полное жизнеописание героини. Главное в ее замысле — обнаружить и разъяснить маниакально упорные попытки Марины овладеть «набольшим куском», высшей властью в чужом государстве, и не менее того. Этот мотив последовательно проходит через все главки короткой повести. Полный крах авантюрных притязаний, связанных с иностранной интервенцией и внутренними раздорами, стал историческим пределом, историческим концом Смуты.