26 января 1952 года в дневнике Пришвина появляется первый набросок рассказа – «Печальный черт». Обдумывая сюжет, Пришвин вынес в качестве эпиграфа к рассказу слова Гоголя из его повести «Ночь перед Рождеством»: «Итак, вместо того, чтобы провесть, соблазнить и одурачить других, враг человеческого рода был сам одурачен», – и назвал рассказ «Ночь перед Рождеством». Затем он отказался от эпиграфа, но название вошло составной частью в окончательный вариант.
В рассказе получили свое воплощение раздумья писателя о значении технического прогресса, о том, что любые открытия могут быть использованы как на благо, так и во вред человеку: «Пусть самолеты сейчас делают злое дело Пусть атомная энергия идет в бомбы. Мы знаем, что сила может служить и добру, и мы продолжаем бороться со злой силой, уверенные, что победим и обратим все новые открытия на добро» (Собр. соч. 1956–1957, т. 6, с 544).
Пришвин утверждает, что можно не только бороться со злом, но и использовать его в качестве полезной силы, как это сделал Вакула кузнец у Гоголя «Таким словом Гоголю нужно было сказать в сказке, а нам теперь после него можно и совсем просто сказать о черте, что русский человек очень хорошо понимает, что черта в действительности нет, а если такой есть, у каждого народа свой метод борьбы со злом» (ЦГАЛИ).
Печатается по авторизованной машинописи (ЦГАЛИ)
Мчатся бесы рой за роем… – Из стихотворения А С Пушкина «Бесы» (1830)
Завлекающий рассказ*
Эти литературные заметки написаны в дни подготовки ко Второму съезду советских писателей и относятся к последним дням жизни Пришвина. Впервые были напечатаны (без главы «Чувство современности») в журнале «Новый мир», 1954, № И. Конец «Завлекающего рассказа» – «Счастливый рыбак» – был включен автором в роман «Кащеева цепь» (см. наст. изд., т. 2, с. 452–453).
Пришвин давно мечтал написать главную свою книгу, в которой он представил бы «искусство слова как поведение». «Вы только не думайте, что книга эта будет состоять из каких-нибудь мистических рецептов, нет, я в ней буду делиться только своим личным опытом» (1943 г.; ЦГАЛИ): В «Завлекающем рассказе» художник рассматривает проблему мастерства именно с позиции своего творческого метода, обращаясь прежде всего к молодым писателям. Нельзя наивно полагать, «что если будешь умело мастерить со словами, то сделаешься хорошим писателем», – запишет он в своем дневнике в конце сентября 1953 года. Проводя основную мысль о единстве жизни и творческого труда, он писал, что писателям «кажется; будто все их дело великое зависит только от мастерства и что вот только разгадать бы им секрет мастерства – и напишешь новую Голубиную книгу.
Нет! Это не так Разве Лев Толстой или Максим Горький только своим мастерством привлекли читателей со всего света? Осмелюсь сказать, что русская классическая литература выделяется из всей мировой литературы не мастерством своим, а чем-то более глубоким, что наши люди называют то правдой, то добром, то этикой, и вообще тем, чем жив русский человек, чем питалась всегда наша русская культура, искусство и что я, пока не имея своего подходящего слова, называю поведением. Вот почему простой русский человек всегда был убежден, что хорошую книгу пишет и хороший человек
Это бы и надо сейчас нашим критикам делать и этим поднимать целину, не секреты мастерства раскрывать, а секреты поведения.
Повар печет блины на одной сковороде и может их на той же сковороде тысячи печь Но художник для каждого блина должен сделать новую свою сковородку, и это живое непрерывное сочетание формы и содержания входит отчасти тоже в поведение художника
Давно я уже задумал разработать со всех сторон этот вопрос этики художника-писателя и, наверное, когда-нибудь об этом расскажу в заключение пятидесятилетней своей работы» (из главы «Мастерство и поведение», входившей первоначально в рассказ «Сыроежка»; ЦГАЛИ).
Печатается по авторизованной машинописи (ЦГАЛИ)
Гёте сам о себе высказал, что его сочинения являются единым дневником, отрывками единственного произведения – его исповеди – Вероятно, Пришвин имеет в виду следующий отрывок из книги мемуаров Гёте «Из моей жизни. Поэзия и правда»: «..все, что радовало, мучило или хотя бы занимало меня, я тотчас же спешил превратить в образ, в стихотворение; тем самым я сводил счеты с самим собою, исправлял и проверял свои понятия о внешнем мире и находил внутреннее успокоение. Поэтический дар был мне нужнее, чем кому-либо, ибо моя натура вечно бросала меня из одной крайности в другую. А потому все доселе мною опубликованное – не более как разрозненные отрывки единой большой исповеди, восполнить которую я и пытаюсь в этой книге» (И.-В. Гете. Собр. соч. в 10-ти томах, т. 3. М., «Художественная литература», 1976, с. 239).