Технику свою я оставил на месте. Не стал приводить вырубленного типа в чувство ни с чем не сравнимой тоски, уже над ним витавшей. Он сам в него пришел, еще до выхода моего из подъезда. Я услышал глухой выстрел. В последний момент, хоть и рассеян был, успел прочитать на общем почтовом ящике настоящую фамилию покойника: Головин. В тот же миг я и подумал о своей собственной участи.
4
Довольно бздилогоннная тревога и страх, что я теперь повязан с нелюдью, видимо, настолько меня оглупили, что я начисто забыл о смертельной опасности. То есть я вел себя так, как зверюшки, шоссейку или рельсы ночью перебегающие. Они глухи к сигналам инстинкта сохранения жизни только потому, что не реагируют на иноприродное, – на громче громов и молний небесных рычащую и сверкающую технику, на автомашины и электропоезда. Может быть, думаю, точно так же и человечество относится без опаски ко всему, общую гибель ему сулящему? Вот ведь и я, отмахнувшись от умных опасений души, вляпался в отношения с нелюдью. Мне надо было все как следует обдумать, сделать надо было выигрышными свои игровые ходы, а потом уже действовать так, чтобы и наживку съесть, и на крючок не подсесть. А теперь…
Я позвонил Моловскому. Сухо дав понять, что все о’кей, назначил встречу в кафе. Поздороваться я с ним, мудак, не смог чисто физически, глупо тем самым высветив перед этой падалью настроение свое, порожденное наличием информации. Это была первая моя роковая ошибка. Затем я молча же передал пакет с кассетой. Моловскому, показалось мне, было не до моих настроений. Кассету он внимательно осмотрел, выискал на ней какую-то мету, с благодарной улыбкой сказал: «Она… Ах, Сукоедов, Сукоедов…», вздохнул так, как вздыхают при удачной и окончательной от чего-то ужасного освобожденности, и вручил мне пакет с остальными бабками.
Глаза Моловского скрыты были за темными стеклами очков. Ход его мыслей мстительно зловещих был мне ясен. Он уже обдумывал, как грохнуть бывшего друга, а потом скорей всего и меня. Такие монстры стараются избавиться от всех потенциальных свидетелей.
Тем не менее, встав из-за стола, я вновь допустил ошибку. Я глупо подумал, что выгодней действовать в открытую: «Это, говорю, лишнее, Сукоедов уже в астрале. По собственному, так сказать, желанию». «Вот как… благодарю за хорошую новость. А это вам от меня обещанный презентик».
Если бы я сделал вид, что часики меня радуют, взял бы их и сказал «спасибо», то, возможно, все было бы в порядке. Но я не в силах был взять уже снимаемый с лапы палача дорогой подарок. Не мог. Это вовсе не было демонстрацией. Уходя, я с инстинктивной брезгливостью отвернулся от поганой этой нелюди. Подтвердил, тупость, что успел заглянуть в кассету, что стала мне известной суть дела, – засветился. Попробовал было пофинтить, заметив мимоходом и без объяснений, что подарок мною не заслужен, но было уже поздно. Моловский весело заметил, что, наоборот, как сыщик и исполнитель, я достоин еще более ценного подарка, а в будущем он надеется снова подкинуть мне щепетильное дельце. До встречи, еще раз благодарю – вы мой спаситель…
Иду домой, ненавидя себя как последнего ублюдка. Просто отплевываюсь от общения с нелюдью и отказываюсь понимать причины существования ее на Земле. Сука, думаю, мне бы не спасать тебя, а удавить собственными руками, ибо ты недостоин ни следствия, ни суда, ибо необходимость немедленного уничтожения тебе подобных – очевидна. Жалею, жалею, что собственноручно не привел в исполнение сей справедливый приговор, он по душе пришелся бы и нормальным людям, и трижды проклятой нашей жизни…
Жизнь-то – хрен с ней, думаю, с такой вот жизнью на Земле. Если честно, то мне и жить расхотелось. Тошно было думать и о том, что нелюдь эта могла существовать и до перестройки. Мочите, глушите, заваливайте, я этого достоин. Одно хорошо: никто из моих людей не попал в поле зрения нелюди.
Только на следующий день заметив охоту, на меня начатую (возможно, заранее подготовленную) и что намертво заказан, – я перестал гнать соплю, взбесился и поклялся не дать свинцовой пульке себя опередить.
Собственно, и не смерти я испугался, а мелькнула в башке моей бестолковой вполне нормальная мыслишка насчет того, что шобла Моловского превратит меня сначала в героя одного из своих ужасающих фильмишек, что попытают сначала изощренно, падлы, – так попытают, что буду молить избавить меня от пыток. Вида не подаю господам, безусловно следящим за мною, что мне, зайцу, известно о начале травли.
В детали входить не буду, но как-то маневрирую в толпе, в метро, на улице и в подъезде для лишения убийц момента неожиданности. И вообще, решаю живым не сдаваться. Это придало мне злой и веселой силы, это уже было моим преимуществом в травле.