Для Жюля Ромэна нет трагедии в этой смерти и в жизни, похожей на смерть. Хочет или не хочет автор, но невероятной скукой веет от его повествования… Да не буду я дурно понят. Роман «Mort de Quelqu'un», как произведение литературное, совсем не скучен, но скучна тема поэта, ужасна бедность души его, глухонемой и слепой.
…, Представьте себе муравья, который обладает художественным даром и умеет писать повести. Он талантливо и убедительно расскажет вам о своей муравьиной жизни, и вы с интересом и ужасом будете читать эту книгу. Но, прочтя ее. вы будете благодарить Бога за то, что вы человек, а не муравей. У Жюля Ромэна психология муравья. Ему мерещится, что люди похожи друг на друга, как эти маленькие обитатели муравьиной кучи. Как тускло и глухо отразился таинственный акт смерти в этих душах! И с какою добросовестностью повествователя описывает Ромэн все эти мелкие случаи и ничтожные подробности, повторяет мимолетные слова, ленивые восклицания. Он счастлив, когда замечает повторность фраз, жестов и настроений. Умер Жак Годар – и вот все чувствуют и говорят однообразно и однотонно. И нельзя разгадать, что думает сам автор. Не надеется ли он тайно, что в этой солидарности несложных душ есть своего рода «круговая порука» и что в этом сила «коллектива», который приходит на смену «индивидуалистической» эпохи?
Если это так, какая наивная философия скрывается под этою новою литературною формою, такою изысканною и, на первый взгляд, такою неожиданною. Но Бог с нею, с философией Жюля Ромэна. Дело не в том, что он думает, а в том, как он чувствует.
Он чувствует мир – и это раскрыто в романе до конца – как огромный конгломерат смутных психических сил, которые взаимно влекутся и отталкиваются, ищут близости и боятся ее, стремятся быть похожими и не решаются отразить друг друга зеркально. Люди не одиноки в представлении Жюля Ромэна, но это единство всех определяется не абсолютным началом любви, как думали романтики, а тем слепым инстинктом, который влечет все живое в неизвестную ночь, называемую смертью.
Царица-Скука, покорившая современность, пленила и Жюля Ромэна, но Ромэн-поэт, и его печаль сложна, и с нею надо считаться. В прошлом году Ромэн напечатал книгу «Un etre en marche» В пей та же тенденция, что и в романе «Mort de Quelqu’un», но в лирике есть то несказанное, что оправдывает идейную бедность и душевную усталость поэта.
Как поэт, Жюль Ромэн понимает, в чем его чары и в чем его слабость.
Это почти та же тема, которая волновала Тютчева, когда он писал свое «Silentium», и это тот же вздох, который вырвался из груди Верлэна, когда он прошептал:
Когда же Ромэн решается произносить слова, сочетать их ритмически, открывая новые гармонии, наслаждаясь неожиданными аллитерациями и дерзкими ассонансами? Произносить слова Ромэн осмеливается лишь тогда, когда ему внятен бывает ритм улицы, толпы, города, площади… Он верит в какую то душу, которая вне его и над ним. Она воплощается в коллективе, а он – человек – лишь должен благоговейно прислушиваться к биению этого огромного сердца. Что он сам по себе – этот маленький и слабый человек? Ничто… Ничто…
Только в тот час, когда он касается своим плечом таинственного прохожего, когда перекресток вырастает перед его взглядом и улица увлекает его вдоль цепи синих фонарей, – только тогда жизнь становится значительной в ее неосознанной силе.
Личность – это дым, призрак; бессмертно только то, что не лично, – вот мысль Ромэна. И сам человек, как его кровь, не имеет ни начала ни конца. Существует лишь единый поток жизни и смерти, вечный порыв творчества и непрестанная смена обличий. «Mon sang n’a pas de fin ni de commencement», – признается поэт.
Вот человек выходит на улицу, и он уже растворился в ней, смешался с ее молекулами и уже не может быть самим собою.
У человека нет ни слуха ни зрения. Он слышит и видит, как эта толпа, которая растет и падает, созидает и разрушает. Но сам по себе он слеп, слеп, слеп…
Возникает душа иная, душа коллектива, – мысль, которую не раз высказывали философы и которую формулировал точно и определенно Н. О. Лосский. И поэт говорит:
Толпа – сложное существо, пьяное и танцующее. Человек подчиняется ритму этого танца. Но в то же время мы, люди, спим в глубине корабля, спим до зари, когда волны качают легкое судно. Мы – и корабль, и моряки. Мы – движение и материя. Мы не более отделены от улицы, чем наша нога от нас. Вот я наступаю ногою на тротуар и чувствую при этом боль. Моя нога, не видя меня, как слепая собака, грызет и терзает меня.