Их университетскою
Почтили первой встречею.
Цитович, ректор, выспренно
Изрек им, сколь он горд,
Сколь счастлив от сознания,
Что крепнет связь культурная
Двух наций исторических,
Добрососедской честности
Поставивших рекорд.
Доклад о роли Киева,
Святыни царства русского,
Прочел гостям внушительно
Свой немец, русский, внутренний,
Библиотекарь Кордт.
Гостей кормили завтраком,
Кормили, не скупилися,
Хоть брюхо завали!
А накормивши досыта,
Их в «первую гимназию»
Гуртом поволокли.
Гимназия особая,
Господская, богатая,
С разборчиво подобранным
Составом ученическим,
Блеснула гимназистами,
Поставленными в строй
И строем исполнявшими
Гимнастику сокольскую,
Гимнастику военную
С ружейными приемами, –
Все это называлося
«Потешною игрой».
А принимал для важности
Смотр этот гимназический
И «молодцы!» орал
Не кто-нибудь с обшивкою
Серебряно-басонною,
А собственной персоною,
Весь в орденах и в золоте,
Командующий округом
Иванов, генерал.
Все немцы восхищалися
Гимнастикой потешною,
Не раз рукоплесканьями
Встречая одобрительно
Военно-гимнастический
Тот иль иной прием,
Но больше всё косилися
На бороду лопатою
У генерала важного
И меж собой шепталися
О чем-то о своем.
Потом гостям заменою
Приятнейшего зрелища
Явилось угощение
И вольное общение
Со всеми гимназистами.
Все гости, каждый с беленьким
Букетиком в руке,
Прощаясь, подивилися
Успехам гимназическим
В немецком языке:
Им гимназисты вежливо,
Зо артихь унд зо фейн,
Воспитанные нравственно,
Сказать умели явственно,
Помимо «гутен морген'а»,
Еще «овф видерзейн».
Вместо этого отрывка в приводимом нами тексте даны шесть строк от слов «Устроились в гостинице», кончая словами «Ешь, брюхо завали!»
В следующей главе, начинавшейся в поэме словами «Отсюда на извозчиках…» (в повести эта глава соединена с предыдущей), после слов «Монах слащаво-благостный» содержались строки:
Духовной полный важности,
Но внутренне изнеженный,
Сластолюбиво-чувственный…
Далее после слов «Отец-архимандрит» следовал текст:
Шагая тихой поступью
Сквозь две шеренги братии,
Перебиравшей четками,
Приросшими к рукам,
Про чудеса чудесные,
Про знаки про небесные,
Явления, целения,
Давал он объяснения
Гостям-еретикам.
Повел он их по трапезной,
По всем церквам и церковкам,
Потом привел в собор,
Где пел акафист: «Радуйся
Невесто неневестная!»
Откормленный монашеский
Многоголосый хор,
Где богомольцы падали
С придушенными стонами
Ничком перед иконами,
Где божий рабы
В порывах веры пламенной
О пол холодный, каменный
Так головами стукали,
Трещали ажно лбы.
Увидя старушоночку,
Молившуюся истово
Пред образом Исусовым,
«О чем она так молится?» –
Вилкова, провожатого,
Спросил профессор Виденфельд.
Вилков на то ответствовал:
«О чем? Да обо всем:
И о грехах содеянных,
И о живой и умершей
О всей своей родне,
О сыне о солдатике,
О дочери припадочной,
О муже, скорбно кончившем
Житейский скорбный путь,
Об урожае будущем,
О захромавшем мерине,
О курочках и уточках,
Еще о чем-нибудь».
«Унд кейн гебетбух. Вундербар!..
А где ж ее молитвенник?» –
Спросил, дивяся, Виденфельд.
«Зачем он ей, молитвенник? –
С сердечным умилением
И с неприкрытой гордостью
Сказал патриотический,
Махрово-монархический
Приват-доцент Вилков. –
Ища у бога помощи,
С глубокой, чистой верою
Взывая к небесам,
Народ наш неиспорченный,
Весь девственно-безграмотный,
Не по книжонке молится,
А пред престолом божиим
Несложно и бесхитростно
Творит молитву сам!»
Культурный немец, Виденфельд,
С большим вниманьем выслушав
Столь красочный ответ,
Такой народный, редкостный
Талант молитво-творческий
Уразумел по-своему:
«Так, так, народ безграмотный!
Зо, зо, анальфабет!»
Отрывок этот, как и приведенные выше три строки, сняты автором в последней редакции. Снято также содержавшееся в этой главе пространное описание «нищенской рати», осаждающей монастырь. Серьезным изменениям подверглась и 9-я глава (начинающаяся словами «Весь день второй естественным…»). Наиболее существенна в ней замена девятью строками (от слов «Туристы стали спрашивать», кончая словами «и вашему желанию») следующего текста, содержавшегося в первоначальной редакции:
Под музыку военную
Туристы-гости с палубы
На город любовалися.
Церквей-то! Раз, два, три,
Четыре… Сосчитаешь ли?
Святой был город подлинно!
Скиты, монастыри,
Соборы златоверхие,
Большие церкви, малые,
Церквей до черта лысого,
Куда ни посмотри,
Бесчисленные маковки
Зеленые и синие
С крестами золочеными,
С серебряными звездами.
Сплошная благодать!
А заводские трубы где?
Где корпуса фабричные?
Их что-то не видать!
Туристы умилялися,
Туристы удивлялися,
В гостях не к месту критика.
Но все же посмотрите-ка:
Скиты, монастыри,
Соборы златоверхие…
Так много чистой святости
И – никакой индустрии,
Зольх эйне рейне гейлихькейт
Унд-кейне индустри!!
На это без стеснения
Давать стал объяснения,
Стал врать, как неприкаянный,
Казенный враль отчаянный,
Приват-доцент Вилков:
«Сие весьма значительно
И крайне поучительно,
Что церкви исключительно
В сиянии веков
На нас взирают благостно
С днепровских, святокиевских
Высоких берегов:
Богатства духа русского,
Не деловито-узкого,
А широко-душевного
Без привкуса плачевного
Борьбы с отцовской долею
Строптивых сыновей,
Жизнь близкая к идиллии –
Все это божьей волею
Сказалось в изобилии
Божественных церквей.
Уклад экономический,
Такой же идиллический,
Как он крестьянством строится;
Пред вами весь раскроется
Он завтра же с утра,
Когда по расписанию,
По вашему желанию,
– Ведь, мы вам, чтя Германию,
Служить во всем обязаны…»
Вторая часть поэмы «Колхоз „Красный Кут“» называлась «Хутора 1912 года» и почти целиком совпадает с текстом второй части повести «Степан Завгородний» – «Шварц'эрде!.. Чернозем!..» (есть лишь два разночтения в 8-й строфе: вместо строки «свело такою корчею» в поэме было «свело такой гримасою»; кроме того, строчки «бобра вышереченного на денежки казенные» в поэме отсутствовали).