Март 1903
Москва
Менуэт
Март 1903
Москва
Прощание
Посвящается Эллису
Красавец Огюст, на стол уронив табакерку, задев этажерку, обнявши подругу за талью, склонился на бюст. «Вы — радости, кои Фортуна несла — далеки!..» На клумбах левкои. Над ними кружат мотыльки. «Прости, мое щастье: уйдет твой Огюст…» Взирает на них без участья холодный и мраморный бюст. На бюсте сем глянец… «Ах, щастье верну!.. Коль будет противник, его, как гишпанец, с отвагою, шпагой проткну… Ответишь в день оный, коль, сердце, забудешь меня». Сверкают попоны лихого коня. Вот свистнул по воздуху хлыстик. Помчался и вдаль улетел. И к листику листик прижался: то хладный зефир прошумел. «Ах, где ты, гишпанец мой храбрый? Ах, где ты, Огюст?» Забыта лежит табакерка… Приходят зажечь канделябры… В огнях этажерка и мраморный бюст.Апрель 1903
Москва
Полунощницы
Посвящается А.А. Блоку
На столике зеркало, пудра, флаконы, что держат в руках купидоны, белила, румяна… Затянута туго корсетом, в кисейном девица в ладоши забила, вертясь пред своим туалетом: «Ушла… И так рано!.. Заснет и уж нас не разгонит… Ах, котик!..» И к котику клонит свои носик и ротик… Щебечет другая нежнее картинки: «Ма chere, дорогая — сережки, корсажи, ботинки! Уедем в Париж мы… Там спросим о ценах…» Блистают им свечи. Мелькают на стенах их фижмы и букли, и плечи… «Мы молоды были… Мы тоже мечтали, но кости заныли, прощайте!..» — старушка графиня сказала им басом… И все восклицали: «Нет, вы погадайте…» И все приседали, шуршали атласом «Ведь вас обучал Калиостро…» — «Ну, карты давайте…» Графиня гадает, и голос звучит ее трубный, очами сверкает так остро. «Вот трефы, вот бубны…» На стенах портреты… Столпились девицы с ужимками кошки. Звенят их браслеты, горят их сережки. Трясется чепец, и колышатся лопасти кофты. И голос звучит ее трубный: «Беги женихов ты… Любовь тебя свяжет и сетью опутает вервий. Гаси сантимента сердечного жар ты… Опять те же карты: Вот бубны, вот черви…» Вопросы… Ответы… И слушают чутко… Взирают со стен равнодушно портреты… Зажегся взор шустрый… Темно в переходах и жутко… И в залах на сводах погашены люстры… И в горнице тени трепещут… И шепчутся. «Тише, вот папа услышит, что дочки ладонями плещут, что возятся ночью, как мыши, и тешат свой норов… Вот папа пришлет к нам лакея „арапа“» Притихли, но поздно: в дали коридоров со светом в руках приближаются грозно. Шатаются мраки… Арапы идут и — о Боже! — вот шарканье туфель доносится грубо, смеются их черные рожи, алеют их губы, мелькают пунцовые фраки…1903
Серебряный Колодезь
Променад