— Я здесь, — сказала молодая девушка, выходя на крыльцо. Она медленно сошла с лестницы, прошла по двору и стала перед отцом.
— Что вам угодно? — спросила она.
— Ты сейчас поедешь со мной.
— Я вынуждена повиноваться вам. Только знайте, моя решимость непоколебима, и я всегда располагаю средством избавиться от вашего деспотизма. Я буду действовать, сообразуясь с вашими поступками. А теперь едем!
Через четверть часа на асиенде остались лишь донна Люция и дон Рамон под надзором гарнизона в пять — десять человек. Офицеру, оставшемуся с ними, было приказано строго следить, чтобы они ни с кем не общались.
Валентин со свойственной ему прозорливостью вник в существующее положение дел. Видя, как генерал Гверреро скоро оправился от поражения, он понял, что благодаря измене дона Корнелио восстания в провинции не будет, а асиендадос и ранчерос, которые дали графу слово, останутся в стороне; граф же, совершенно больной, покинутый всеми, вынужден будет вести переговоры с тем человеком, которого только что победил.
Имея все это в виду, он и уговорил дона Рафаэля не оказывать сопротивления — оно было бы не только бесполезно, но и вредно в том отношении, что скомпрометировало бы асиендадо в глазах мексиканского правительства. Охотник был уверен, что ему удастся дать о себе весточку графу, но ошибся в расчетах: приказание генерала относительно пленных исполнялось с такой пунктуальностью, что Валентину пришлось отказаться от своей попытки.
Теперь, рассказав о том, что случилось с асиендой, мы продолжим нашу повесть и скоро доберемся до развязки этой длинной драмы.
Глава XXIV
НОВЫЕ ОСЛОЖНЕНИЯ
Попросим читателя последовать за нами в Гуаймас год спустя после событий, описанных в последней главе нашего романа.
Человек, одетый в военную форму, очень похожую на мексиканскую, ходил взад и вперед по роскошно меблированной зале.
Он имел сосредоточенный вид и, хмуря брови, нетерпеливо поглядывал на часы, стоявшие у стены на столике.
Незнакомец, очевидно, кого-то поджидал, и, видя, что никто не приходит, мало-помалу терял свое хладнокровие. Он уже хотел взять свою шляпу и удалиться, когда появился слуга и доложил посетителю:
— Его превосходительство генерал дон Себастьян Гверреро.
— Наконец-то, — проворчал посетитель сквозь зубы. Вошел генерал в полной форме.
— Простите меня, дорогой граф, — сказал он вкрадчивым голосом, — что заставил вас так долго ждать. Мне стоило большого труда избавиться от негодяев, которые положительно меня одолели, но зато теперь я весь к вашим услугам и готов выслушать вас с полным вниманием.
— Генерал, — сказал граф, — меня привели к вам две причины: во-первых, желание получить от вас ясный и определенный ответ относительно тех предложений, которые я имел честь сделать вам несколько дней тому назад; во-вторых, я хотел бы принести вам жалобу на некоторые поступки, направленные во вред французскому отряду и произошедшие, очевидно, не без вашего ведома.
— Впервые слышу, господин граф. Поверьте мне, что я с самого начала решил поступать безусловно корректно по отношению к французскому батальону. Ведь, строго говоря, я нанял его к себе на службу с момента его организации. Кроме того, он вел себя безупречно и оказал мне множество услуг.
— Хорошо сказано, генерал. Зачем же вам понадобилось уничтожать их результаты?
— Вы ошибаетесь, граф, скоро я докажу вам это. А пока перейдем к вашим жалобам. Изложите, пожалуйста, в чем они состоят.
Так беседовали между собой генерал Гверреро и граф Луи Пребуа-Крансе, расточая друг другу любезные улыбки. Читатель, конечно, удивлен этим обстоятельством, так как мы оставили их в заклятой вражде.
Что же случилось после заключения договора в Гуаймасе? Отчего они позабыли о взаимной ненависти? Что общего могло найтись между ними и заставить их так резко изменить свои отношения?
Мы просим у читателя позволения несколько позднее ответить на все эти вопросы, так как события, о которых мы расскажем теперь, обрисуют перед ним мексиканский характер во всем его блеске.
После успешного заключения договора в Гуаймасе, когда измена дона Корнелио помогла генералу предотвратить восстание сельского населения, дон Себастьян пребывал в полной уверенности, что навсегда отделался от графа Пребуа-Крансе.
Граф получил приказ немедленно уехать из Гуаймаса, невзирая на то, что все еще был тяжко болен и не мог ничего предпринять.
Друзья графа, получив свободу после подписания договора, поспешили явиться к его постели. Валентин перевез его в Масатлан, где граф мало-помалу оправился от своей болезни. Потом оба друга уехали в Сан-Франциско, оставив в Соноре Курумиллу и поручив ему наблюдать за ходом событий.
Своим благородным отношением к графу генерал успел возвратить доверие дочери. Рассчитывая на то, что с течением времени Анжела забудет о своей любви, дон Себастьян предоставил ей полную свободу и ждал только удобного момента, чтобы убедить дочь выйти замуж за одного из самых влиятельных мексиканцев.
Так прошло несколько месяцев. Генерал был в полной уверенности, что отсутствие графа и полная неизвестность о его судьбе исцелили молодую девушку от безумной страсти. Но трудно представить себе его удивление, когда поделившись с дочерью своими планами насчет ее замужества, он получил совершенно неожиданный ответ:
— Отец, я уже говорила вам, что выйду замуж только за графа Пребуа-Крансе, и никто другой не получит моей руки. Вы сами дали согласие на этот брак. Пока граф будет жив, я останусь ему верна.
Такой отказ совершенно сбил генерала с толку. Он хорошо знал твердый характер своей дочери, но никак не предполагал в ней такого упорства. Приведя свои мысли в порядок, он собрал все присутствие духа и, наклонившись к дочери, поцеловал ее в лоб.
— Ну, непослушный ребенок, — заговорил ой с притворным радушием, — вижу, мне придется уступить твоим желаниям; хорошо, я постараюсь сделать все, что от меня будет зависеть, и не стану мешать твоему свиданию с графом.
— О! Отец, возможно ли это? — радостно вскричала Анжела. — Неужели вы говорите серьезно?
— Да, моя упрямица, поэтому постарайся осушить свои слезы и перестань хмуриться.
— Значит, я опять с ним увижусь?
— Клянусь тебе.
— Здесь?
— Да, здесь, в Гуаймасе.
— О! — восторженно вскричала она, нежно обнимая руками шею отца и заливаясь радостными слезами. — О! Как вы добры, отец, и как я люблю вас за это!
— Я сделаю все, — ответил тот, невольно тронутый искренней, страстной любовью дочери.
Но тем временем в голове генерала уже сложился свой план, который мы развернем перед читателем во всей его гнусности.
Из ответа дочери дон Себастьян особенно хорошо запомнил следующие слова: «Пока граф будет жив, я останусь ему верна».
Анжела не могла себе даже представить, какой отвратительный проект зародился в голове ее отца.
Через два дня Курумилла отправился в Сан-Франциско с письмом молодой девушки к дону Луи. Это письмо имело решающее значение для всех дальнейших действий графа. Мексиканцы потерпели сильное поражение от французов при Эрмосильо, и до сих пор сохранили о нем самое живое воспоминание. Читатель уже знает, что генерал Гверреро обладал большой проницательностью и ловко умел пользоваться обстоятельствами. Он сразу сообразил: раз французам удалось справиться с мексиканцами, заслужившими репутацию неустрашимых воинов, то они могут послужить отличным оружием в борьбе с индейцами и североамериканцами, внушающими непреодолимый ужас жителям Центральной Америки. Помня об этом, генерал решил организовать в Гуаймасе батальон, целиком состоящий из французов под командой французских офицеров и возложить на него охрану порядка в городе, пока не встретится других, более серьезных целей.
К сожалению, во главе батальона стал офицер, мало отвечавший этому назначению. Он был простым и храбрым солдатом, но совершенно не подходил для роли командира отряда. Своими неумелыми действиями он скоро возбудил против себя неудовольствие со стороны мексиканцев, которые стали относиться к французам очень недружелюбно. Несмотря на уступчивый характер батальонного командира, всеми силами старавшегося восстановить порядок, положение становилось крайне затруднительным, и серьезность его возрастала с каждый днем.