– Не отвечайте ему, – приказала Рой, – папа вас собьет. Ключ взяла, Элли?
Горничная принесла шляпу Тиррея. Он простился с Футрозом и вышел через террасу в сад.
Девушки шли рядом с ним, шаля и смеясь. Лиц их он не различал. Очаровательный темный путь в старом саду был полон таинственно-чистого волнения. Давенант шел совершенно счастливый; было бы ему еще лучше, если б он остался сидеть здесь, когда все уснут, под деревом, до утра.
Они свернули, прошли среди кустов к стене, где была высокая ниша, запертая железной калиткой. Из-за нее, с переулка, слышались езда и шаги.
Рой стала отпирать, но не смогла и уронила ключ в траву. По звуку падения ключа Давенант немедленно отыскал его, накрыв ключ рукой.
Едва он вскричал: «Нашел!» – как две остывшие от росы девичьи руки ткнулись об его руку и сжали ее.
– Я нашла, но вы первый схватили. – Рой попыталась отодвинуть его пальцы, вместо них ей попалась рука Элли. – О, – сказала она, – где же ваша рука?
– Она тут.
– Вот она, под моей! – Элли сильно придавила руку Тиррея. – Я уже коснулась ключа. Рой, честное слово, а он схитрил!
Три руки лежали в сырой траве, взаимно грея друг друга, наконец, ключ каким-то путем оказался у Рой, и она с торжеством вскочила.
– Позвольте, я открою! – предложил Давенант.
– Ну, открывайте. «Аргазантур»! – раз!
– «Аргазантур»! – два! – пискнула Элли.
– И «Аргазантур»! – три! – сказал Давенант, одолевая тугой замок.
Он оттянул железную дверь и вышел, но, обернувшись, остановился.
– Идите, идите! – закричали девушки и, прикрыв калитку, договорили в щель: – Спокойной ночи!
– Спокойной ночи! – ответил Давенант.
Замок щелкнул.
«Теперь они поспешно бегут назад», – подумал Тир-рей и по дороге из лучей и цветов пошел домой.
Глава V
Как всегда, Давенанту открыла дверь старуха Губерман, стремившаяся подсмотреть, не целует ли жилец у порога какую-нибудь девицу. На этот раз другое было в ее уме, а Тиррея ожидало событие настолько скверное, что, знай он о нем, он предпочел бы вовсе не являться домой.
В серых глазах Губерман таилось нестерпимое любопытство, жажда нюхать, грызть чужую жизнь. Глубокомысленно и лицемерно вздохнула она, открыв дверь. Схватив жесткой лапой плечо Давенанта, старуха стала шептать:
– Бедный мальчик! Мужайтесь! Бог послал вам радость! Он пришел, ждет вас уже два часа в вашей комнате. Он такой жалкий, несчастный. Соберитесь с силами.
– Кто ждет? – тревожно сказал Давенант, бессмысленно подумав о Галеране и отстраняясь, так как старуха дышала странными словами своими прямо ему в лицо. – Скажите, кто пришел? Разве пришел?
– Боже, помоги ему! Ваш отец!
– Не может быть!
– Ах, не волнуйтесь так! Провидение ведет нас. Ступайте, ступайте к отцу!
Давенант бросился вперед и открыл дверь.
У стола сидел оборванный седой человек с тяжелым, едким лицом, подвыпивший и сгорбленный. Встав, он патетически протянул руки.
Губерман медленно закрывала дверь, не в силах отойти от нее.
– Сын?! – сказал неизвестный.
Давенант отшатнулся. Он узнал исполнителя тюремных песен в ресторане на Лунном бульваре. Слово «сын» убило его. Чувствуя внимание сзади себя, Давенант повернулся к двери, где красный, слезящийся нос Губерман таился в тени.
– Прочь! – сказал он. Дверь дернулась и захлопнулась.
– Какой сын? – спросил Давенант. – Кто вы?
– Значительный момент! – ответил оборванец. – Мой сын – ты, Тиррей Давенант. Я – твой отец.
– Я думал, вы умерли, – произнес Давенант, теряясь и дрожа, как в ожидании приговора. – А впрочем, чем вы это докажете?
– Неприятно? Да? – сказал Франк.
– Я не знаю. Что я могу сделать? Франк пожал плечами.
– Я тоже ничего не могу сделать, – заявил он. – Значит, встреча не вышла. Я должен был явиться в автомобиле. Самое неблагодарное дело – это представлять себе встречу после многих лет. Чего ты дрожишь?
– Я хочу доказательств, – с отчаянием сказал Тиррей, хотя инстинкт родства и воспоминания о портретах отца установили горькую истину, которой противился он всем существом. Перед ним стоял не мечтатель, попавший в иной мир под трель волшебного барабана, а грязный пройдоха.
– Вы пели в саду, как нищий, – сказал Тиррей. – А теперь пришли.
– Ах, вот что? Так ты меня видел, но не узнал? Будь ты проклят! – зашипел Франк, теряя охоту разыгрывать нравственное волнение. – Я привык обедать, понимаешь? Одним словом, мы познакомились. Когда-то ты был пятилетним. Те твои черты проглядывают даже теперь. Забавно! Ты куда? Мы еще только начали говорить.