Лутьин (Ивану Павловичу). В чем же существо вашего нового иска — давайте четко подумаем сначала. Выходит, жены у вас нет, сына тоже нет, зато вы есть… А в результате вас и мы тоже жен и детей решились, но сами остались и воспитываем неизвестного сына, будущего человека. А что из него выйдет, никто не знает… При чем же вы-то здесь, раз вы не отец, не муж, а вообще инородный обыватель?
Иван Павлович. Вот именно. Я и пришел заявить, что я здесь ни при чем и никакой ответственности в дальнейшем не подлежу, что и прошу записать в протокол.
Ащеулов. А если мы тебя привлечем?
Иван Павлович. Невозможно, нет никаких оснований, раз я ни при чем, не отец, не муж Ведь государство не степь, оно само стоит на основании.
Евтюшкин. Ну а мы при чем в таком разе? — Чем ты можешь удостоверить?
Глеб Иванович. А разве кто чего удостоверит, когда главный мир стоит без документов.
Иван Павлович. Как без документов?
Глеб Иванович. Да ведь заявление подается подателем сего, а кто удостоверит самого подателя, прежде чем он подаст о себе заявление?
Ащеулов. Я на что хочешь мандат напишу, хоть на орбиту.
Глеб Иванович. Вы-то напишете, а орбита вам — нет!
Лутьин. А ведь действительно, мир никем не удостоверен.
Евтюшкин. Стало быть, он юридически не существует.
Лутьин. А как комиссия тогда существует?
Евтюшкин. И мы при чем здесь?
Ащеулов. Где?
Евтюшкин. В комиссии.
Ащеулов. Чтобы руководить.
Евтюшкин. Да чем руководить-то, раз мир юридически не существует?
Лутьин. Существует или не существует — не окончательно удостоверено. Башмаков от всего отказывается, — а мы, несмотря на это, лишились жен и оказались штатными воспитателями комиссии охматмлада.
Глеб Иванович. Вот я и хочу подойти индивидуально и тесно. Умоляю вас, давайте все это бросим…
Марья Ивановна. Я тебе брошу, — ты поднять не умеешь.
Глеб Иванович. Мария Ивановна! Давайте возьмем нашего любимого сына, и пойду я с вами, моя любимая будущая жена, на свою квартиру… Я ее побелю, а на дворе колодезь вырою, чтобы вам за водою не ходить… Марья Ивановна, сподвижница моей единственной жизни! Ведь я вас люблю углубленнее себя!.. Будем жить на пользе симпатии и. любезности.
Ащеулов. Трогательно говорит!.. Даже писать скучно.
Глеб Иванович. Будем жить на природном основании, как верные голуби, дети чистого воздуха.
Марья Ивановна. Не желаю я голубиной жизни, — будет, пожила, — я хочу быть хищницей вроде коршуна, и никуда я отсюда не уйду, от этих разведенных разбойников.
Глеб Иванович. Марья Ивановна, умоляю, пойдемте, вы тут загрустите, вы женщина душевная, а не служебная.
Марья Ивановна. Ты скорбеть надо мной будешь. И ребенок не твой, а Васькин.
Ащеулов. Не усложняй, атаманица!
Глеб Иванович. Не верю, я кровью чувствую, что ребенок мой!
Марья Ивановна. А я тебе говорю без чувства!
Евтюшкин. Ащеулов, ты фиксируешь или только думаешь?
Ащеулов. Я сбился. Они говорят неорганизованно.
Иван Павлович. Мне можно уйти?
Евтюшкин. Зачем?
Иван Павлович. Я бывшей супруги стесняюсь, у нее настроение набухает, и третий муж объявился, — значит, тем более я ни причем.
Евтюшкин. По нашим временам мужей считать не обязательно… Как же ты уйдешь?
Марья Ивановна. И проваливай в свою пещеру, пока мы тебя не вычли.
Иван Павлович. До свидания, граждане, я больше здесь не потребен.
Евтюшкин. Как не потребен? — Тогда и мы тоже не потребны, а ребенок зачался и кончился сам по себе. Тогда и мы уйдем, и ребенок неизвестно с кем останется в одиночестве.
Ащеулов. Мы столько проработали вопросов, что стоим уже накануне достижений. Ежели все отменять на самом конце, то у нас активности не хватит начинать сначала. Вишь сколько бумаги придется переписывать, а писать придется опять автоматически.
Лутьин. Активности хотя хватит, мир, говорят, миллион лет существует и до сих пор цел…
Евтюшкин. Идти нам некуда.
Бесшумно и без стука, но страшно авторитетно входят: Старший рационализатор, Евтюшкина, Лутьина и Женщина-милиционер. Вскорости за ними проникают на порог Странник и Два крестьянина, те, что были на суде с кустом. Пауза.
Марья Ивановна. Вы кто такие?
Пауза.
Марья Ивановна (нагло поет).
Старший рационализатор (выслушав частушку). Гражданка, ваше пение прекращается. Комиссия охматмлада здесь существует?
Евтюшкин. Здесь. В полном узком составе. Я ее председатель.
Евтюшкина. Ну-ка, поди, поди сюда, председатель.
Старший рационализатор. Повремените, гражданка Майская, с вашим мужем… (К Евтюшкину.) Вы посылали копию ваших достижений в губгород и товарищу Максиму Горькому?
Евтюшкин. Посылали. Ащеулов, достань копию достижений. А вы кто по должности будете? — У вас мандат есть или мы вас так должны знать?
Старший рационализатор. Я старший рационализатор из губгорода, приехал обследовать вас и прочее на основании жалобы ваших бывших жен, гражданок Майской и Трудовиковой, а также на основании вашей копии достижений товарищу писателю Максиму Горькому.
Ащеулов (Евтюшкину). А он нас не сократит?
Евтюшкин (Ащеулову). Едва ли, ты стой пока тактично.
Жены Евтюшкина и Лутьина энергично начинают гробить комнату, собирая вещи, выданные мужьям при разводе.
Иван Павлович. Мне можно уйти?
Старший рационализатор. А вы кто такой?
Иван Павлович. Я здесь ни при чем. Я гражданин Башмаков.
Старший рационализатор. Башмаков? — Отец ребенка или прочий?
Иван Павлович. Да-с, предполагаемый отец. Настоящие отцы — или Рудин, или Ащеулов, двое из них, а законный — комиссия.
Старший рационализатор. Останьтесь присутствовать. Который Рудин?
Евтюшкина. А вон стоит мирный человек в милицейской фуражке, идол тоскливый.
Старший рационализатор. Вы кто?
Глеб Иванович. Я, изволите видеть, отец, но не могу достигнуть сына.
Старший рационализатор. Кого достигнуть и кого отец?
Глеб Иванович. Отец своего сына и его же тщетно достигаю…
Старший рационализатор. От бывших жен Капитолины Майской и Лидии Трудовиковой поступило заявление об незаконных основаниях их развода. Однако причиною указывается закон и то, что вы на основании постановления суда принялись сразу платить алименты, а это, в свою очередь, беззаконие, так как комиссия охматмлада должна не платить, а лишь руководствовать… Ведь если все комиссии будут оплачивать свое руководство, то тогда не будет обязанностей у руководимых.