Ты что так постарел, Иван?
Мешков. А я, Сережа, устал от исторической необходимости. Я живу и все время чувствую какой-то вечный вечер. Как будто везде уже зажжены свечи.
Абраментов. Отчего же?
Мешков. Не знаю… Я ослаб. Я вижу, что стал бездарен, что новые люди способней меня и знают уже больше. У них великая практика, Сережа… А ты где был?
Абраментов. В Австралии, а потом в тюрьме… Отчего у тебя в комнате сор и не прибрано?
Мешков. Настроения нету… В Австралии? Зачем ты там был? Ты знаешь, я забыл однажды формулу живой силы!
Абраментов. Эм вэ квадрат, деленные на два… Я хотел оттуда победить Советский Союз.
Мешков. И полюбил его?
Абраментов. Нет, я заинтересовался им.
Мешков (меняясь). Это что значит? Может быть, ты мерзавец? Ты не гляди, что я стар и несчастен, что в сердце моем горе, — я и безответно могу любить рабочий класс и его страну… Ты сочувствуешь социализму или нет?
Абраментов. Я ему потворствую.
Мешков (думая). Не знаю, что ты говоришь… А что ты делал в Австралии?
Абраментов. Сторожил пчелиные пастбища от саранчи.
Мешков. Но ты инженер!
Абраментов. Там их много без меня. Я голодал два года, год был в ссылке, в пустыне, за руководство маленькой забастовкой.
Мешков. Сердечно удивляюсь. Ты же бывший зажиточный человек?
Абраментов. Ну и что ж. А ты думал — революция всегда приходит в нищей одежде, а контрреволюция обязательно в галстуке?
Громче играет музыка.
Мешков. Я не думал об этом… Ты слышишь, как у нас играет музыка? Это идет культработа в нашем прекрасном рабочем клубе.
Абраментов. Разве? (Подходит к Мешкову вплотную). Слушай меня, Иван. Ты знаешь меня очень давно…
Мешков. Да… С юности. Когда я полюбил еще свою покойную жену…
Абраментов. Правильно. А я тогда же начал жить с разными девушками… Ты знаешь, Иван, что я вредителем не был.
Мешков. Знаю, Сережа. Ты не был.
Абраментов. Я понял давно: нельзя победить изнутри почти единодушную страну.
Мешков. Нельзя, Сережа.
Абраментов. Я уехал прочь. Я забылся один среди капитализма. Чужие страны стали для меня родиной. Нужда, убожество, презрение — все это я перенес с полным сознанием, с готовностью, потому что моя идея была сильнее впечатлений.
Мешков. Буржуазия — ведь это мир одиноких, Сережа. Там трудно быть человеку.
Абраментов. А я и хочу, чтобы человеку было трудно — он лучше, когда мучается… Дай мне чаю.
Мешков. Сейчас, Сережа. Только у меня пищи нету никакой. Я должен за ней сходить кой-куда.
Абраментов. Сходи. Все равно ты любишь человека.
Мешков (в стеснении). А документы, Сережа, есть у тебя? Ты по закону вернулся в СССР?
Абраментов. Конечно, есть. Советская власть отпустила меня жить и работать.
Мешков (в стеснении). А документы, Сережа, ты скажи мне тихо: ты не шпион, не подлец, не вредитель?..
Абраментов. Нет. Я лично рассмотрел весь мир и признал коммунизм необходимым. Но признал только мыслью, искусственным напряжением. Теперь я хочу узнать социализм чувством и действием… Советская власть еще меня не победила, а я ее побеждать уже не хочу. Может быть, мы обнимемся и упадем вместе на пустой земле.
Мешков. Кто мы — СССР и капитализм?.. Ты не знаешь силы нашей державы, она упасть никогда не может… Ну, я пошел за угощением, а то ты есть хочешь. (Уходит).
Абраментов (один). Живет себе в этом помещении один советский дурачок, и неплохо ему. Ни капитализма, стервец, не спас и социализму, наверное, плохо помогает.
Звонит телефон.
Абраментов (берет трубку). Алло… Да. Нет. Девлетов?.. А кто вы такой? Директор?.. Здравствуйте, директор! Его нет. Я его послал закуску себе покупать… Инженер Абраментов. Нет, я механик, но изучал гидравлику и электротехнику… Ладно. Приезжайте! (Кладет трубку).
Кажется, я уже на службу поступил.
Дребезг стекол в окне. Звук напряженного взрыва. Свист сжатого воздуха. Окно распахивается. Громче слышна музыка, и вдруг она прекращается, точно разнесенная ветром. Тишина. Абраментов молча, но без паники, бросается вон из комнаты.
Краткая пауза. Тревожный, ритмично повышающий и понижающий свой тон гудок. Комната некоторое время пуста. Слабо начинает звонить телефон и умолкает. Приходит Мешков с покупками.
Мешков. Опять, наверное, авария. Пускай, там есть сменный инженер… (Мучается). Меня же дома не было в момент происшествия… Я просто спал и ничего не слышал… Где Сережа-то? (Видит распахнутое окно). Надо его затворить. А то скажут — у тебя окна распахиваются, а ты не слышишь… Ишь, скажут, глухонемой какой! (Затворяет окно).
Слабо звонит телефон.
(На телефон). Он слишком тихо звонил, я не могу проснуться… (Терзается). Либо пойти всетаки… Нет, я и так на заем на двухмесячный оклад подписался: пускай я сплю. (Тушит свет).
За окном встает зарево освещенного завода. Вибрирующий высокий звон работающих машин в тишине.
Пауза. Мешков всхрапывает где-то в темном хаосе комнаты. Входит человек. Зажигает свет. Это
Абраментов. Он измазан в машинном масле, одежда на нем разорвана, местами в клочья.
Абраментов (смотрит на спящего Мешкова). Сладко спят гуманисты на свете… Мешков, вставай!
Мешков (медленно поднимается из вороха вещей, говорит со сна). А? Что? Ты откуда явился?
Абраментов. Я на аварии был.
Мешков. Где? Какая авария?
Абраментов. Перекачали в компрессорной. Крышки цилиндров порвало.
Мешков. А?! Что в компрессорной? (Волнуясь). А не говорили там, что меня нет?.. А я ведь спал, Сережа, я сильно сплю теперь. Я ударник и боюсь ослабеть, поэтому стараюсь лучше питаться, а по ночам не просыпаюсь.
Абраментов. Понятно. Ты же мягкосердечный человек, либерал, гуманист. А такие всегда себя жалели больше всех.
Мешков (взволнованный). Ну, а что в компрессорной? Не спрашивали, где я?
Абраментов. Интересовались.
Мешков. Я, пожалуй, сейчас сяду рапорт напишу. А?
Абраментов. Напиши, что спал и была температура.
Мешков. Вот именно, я так приблизительно и думал. (Ютится у стола, ища принадлежности для письма).
Стучат в дверь.
Войдите, пожалуйста, товарищ.
Входит Девлетов. Подает руку Абраментову.
Девлетов. Благодарю вас за помощь на аварии.
Мешков (подходя к Девлетову). Здравствуйте, Илья Григорьевич.
Девлетов (равнодушно). Здравствуйте, Мешков.