— Мухи мешают только в вашем сборочном цехе. Мешают этой важной работе. Тут нужно проножку чистить, а она без всякого дела.
— А ты сколько проножек зачистил?
Девочки притихли, но было видно: притихли только для того, чтобы услышать его ответ и смеяться над ним еще больше, еще веселее. Игорь не хотел потешать их:
— Я отказался от этой глупой работы. И без меня найдутся охотники чистить разные проножки, сороконожки.
— А ты что будешь делать?
Рыжая девочка спрашивала со спокойной улыбкой, приятным грудным голосом, очень теплым и без насмешки. И никто больше не хохотал. Игорь был доволен успехом: он умел вызвать к себе уважение. И на вопрос постарался ответить с достоинством:
— Я еще посмотрю: роль для меня найдется.
Впечатление было такое, какого он хотел. Девочки посмотрели на него с уважением, но Клава неожиданно сказала, отворачиваясь:
— Роль для тебя уже нашлась: шута горохового.
И тут все девочки громки захохотали, даже глаза их увлажнились от смеха. Игорю пришлось заинтересоваться волейбольной партией и отойти от них. Но в общем этот разговор его не особенно смутил. Конечно, Клава Каширина у них бригадир, конечно, она может позволить себе назвать Игоря шутом гороховым, а они будут смеяться. Но вот другая, рыжая, эта не очень смеялась. Кто она такая? Пробегающего Рогова Игорь спросил:
— Кто эта рыжая?
— Рыжая? А это Лида. Лида Таликова, бригадир одиннадцатой.
Ого, тоже бригадир, а не очень смеялась.
В спальне, когда все собрались, Игоря приятно поразило, что никто не вспоминал о его уходе из цеха, все держали себя так, как будто в бригаде ничего не случилось, каждый занимался своим делом, читали, писали. Санчо и Миша Гонтарь играли на диване в шахматы. Нестеренко разложил на полу газеты и разбирал на них какой-то странный прибор, весь состоявший из пружин и колес. Игорь ходил один по комнате и стеснялся спросить, что это за прибор. На дворе заиграли короткий сигнал, Нестеренко удивленно поднял голову:
— Да неужели на рапорты? Ох, и время ж бежит! Саша, пойди, сдай рапорт, а то у меня руки.
Он расставил черные пальцы, Александр Остапчин, помощник бригадира, повертелся перед зеркалом, посмотрел на всех красивыми глазами:
— И хитрый же у вас бригадир! Это, значит, с Алексеем разговаривать насчет Мишиных ногтей?
Все улыбнулись. Нестеренко ответил хмуро:
— Ну и поговоришь, чего там. Скажешь, этот франт не успел. Да ведь ты любишь поговорить, для тебя будет… вроде прокурорская практика. А если Гонтарю попадет, тоже не жалко.
Он бросил убийственный взгляд на Гонтаря. Гонтарь крякнул и с досадой хлопнул себя по затылку.
Остапчин еще раз глянул в зеркало и выбежал из спальни. Игорь спросил:
— Товарищ Нестеренко, что это такое?
Нестеренко поднял голову, неохотно повел глазом на Игоря и махнул рукой, что, безусловно, могло обозначать только одно: отвяжись!
Игорь подошел к шахматистам. Рука Гонтаря еще лежала на затылке. Он не обратил внимания на Игоря, а, подвигая фигуру, тихо спросил:
— Как ты думаешь, Санчо, меня сейчас вызовут к Алексею?
— Тебя?
— Да, по рапорту Зырянского.
Санчо взялся за голову коня:
— По рапорту? Думаю, нет. Алексей по таким пустякам не вызывает.
— А вдруг?
— Нет. А Сашке что-нибудь скажет. А кого позовет, так, может, этого лодыря.
Санчо кивнул на Игоря. Гонтарь снял руку с затылка, отодвинул Игоря подальше.
— Отойди, свет заслоняешь.
Но Игоря заинтересовало последнее слово Зорина:
— Меня позовет? Пожалуйста! Я уже испугался, синьоры!
Игорь победоносно посмотрел на всех, но никто не обратил на него внимания.
Через пять минут в спальню ворвался Остапчин, переполненный словами, багрово-красный и явно смущенный.
— Под арест на один час! — закричал он, вытаращивая на всех глаза.
Гонтарь показал на себя пальцем:
— Меня?
— Меня, — ответил с тем же жестом Остапчин.
— Тебя? — все вскочили с мест, глаза у всех сделались задорно-круглыми. Даже Харитон Савченко совершил какое-то быстрое движение.
— Тебя? Ой!! — Нестеренко повалился спиной на пол, дрыгая в воздухе ногами, хохотал громовым хохотом. Гонтарь снова отправил руку на затылок и улыбался смущенно. Санчо обрадовался больше всех, прыгал, воздевая руки, ухватил Остапчина за руки:
— За ногти?
— Да за ногти же! Робеспьер, дрянь такая, мало того, что рапорт сдал, да еще с подробностями. После рапортов я говорю: «Алексей Степанович, Гонтаря нужно подтянуть», а он мне отвечает: «Я у вас не нанимался всех подтягивать, другое дело Чернявин, вчера пришел, а Гонтарь пять лет у вас живет». Я ему и скажи: «Зырянский придирается». Тут мне и попало, насилу вырвался. Во-первых, говорит, споры во время рапорта не допускаются, а во-вторых, и в рапорте восьмой бригады, который ты сдавал, сказано: отмечается неряшливость колониста Михаила Гонтаря. За неумение держать себя во время рапортов и за неряшливость в бригаде — один час ареста.
Все слушали молча, широко открыв глаза. Игорь забыл о собственных делах и в увлечении сказал:
— А ты ему объяснил же?
Все на Игоря посмотрели, как на докучный посторонний предмет, но Остапчин ответил:
— Конечно, объяснил: «Есть, один час ареста».
Нестеренко снова ударился в хохот:
— Вот здорово! Хорошо, что я тебя послал.
— Я больше никогда не пойду…
Нестеренко ответил ему весело, с дружеской угрозой:
— Попробуй не пойти. Да ты и не за меня сел, а за себя. Любишь трепаться и на рапортах трепанулся. Как это можно такое говорить: дежурный придирается! Я удивляюсь, что ты дешево отделался, видно, сегодня Алексей добрый.
Игорю вдруг стало обидно и не по себе. Черт их разберет, что у них делается: совершенно было ясно, что Остапчин получил один час ареста незаслуженно, а настоящий виновный, Миша Гонтарь, остался безнаказанным. Наконец, было обидно и другое: почему-то все, даже Алексей Степанович, интересуются таким пустяком, как остриженные ногти Гонтаря, и никто не обращает внимания на открытый, демонстративный отказ от работы Игоря Чернявина?
Когда укладывались спать, зашел в спальню Алеша Зырянский, уже без повязки, и его почему-то встретили радостными возгласами, обступили, а сам Зырянский в изнеможении упал на диван:
— Сашка влопался! Я уверен: Алексей сейчас сидит в кабинете и смеется: Александр Остапчин пришел отдать рапорт! А между прочим, рапорт он сдает красиво, прямо лучше всех.
И Зырянский ничего не сказал об Игоре, даже не вспомнил, что он есть в спальне и что он сегодня демонстративно отказался от работы в сборочном цехе.
27. Тебе отдуваться
Утром Игорь встал вовремя и долго возился с постелью. Может быть, он и еще поспал бы, но вчера забыл спросить, кто сегодня дежурит, ему не хотелось опять оказаться в постели перед «дамой». Оказалось, что он сделал хорошо, потому что поверку принимал сам Захаров, а вместе с ним вошла дежурным бригадиром Лида Таликова. Захаров был весел, в белой косоворотке. Так же как и дежурные бригадиры, он поднял руку и сказал:
— Здравствуйте, товарищи!
Игорю показалось, что ему ответили дружнее и любовнее, чем отвечали дежурным, а в то же время чувствовалось, что Захарова и побаивались здорово. Он осмотрел спальню без придирок, ни в какие тайники не заглядывал, все это проделывал юркий и маленький ДЧСК. Алексей Степанович все-таки попросил Гонтаря показать ногти, в этот момент Остапчин весело покраснел, но Захаров ничего не заметил. Мимо Игоря он прошел бесчувственно. Нестеренко спросил:
— Алексей Степанович, какая сегодня картина, не знаете?
— Говорят, «Броненосец Потемкин». Поехали за картиной, Лида?
— Поехали.
Уходя, Алексей Степанович глянул на лампочку под потолком, и все закричали обиженными голосами: