Сестры
Впервые под названием «Хождение по мукам» напечатан в журналах: «Грядущая Россия» (Париж), 1920, № 1–2 (главы первая — десятая), и «Современные записки» (Париж), 1920–1921, №№ 1, 2, 3, 4, 5 и 6 (полностью).
Первое отдельное издание: «Хождение по мукам», роман, изд-во «Москва», Берлин, 1922. Первое издание в СССР: «Хождение по мукам», роман в двух частях, издание автора, Л. 1925; под названием: «Хождение по мукам». — «Сестры» — перепечатывался многократно в собраниях сочинений А. Толстого и в отдельных изданиях.
Роман написан в эмиграции. Начат А. Толстым в середине июля 1919 года под Парижем в Севре. Закончен в августе 1921 года в местечке Камб под Бордо на Гаронне.
Писатель вспоминал позднее о том, с какими настроениями он работал над своим произведением. «Я жил тогда под Парижем (19-й год) и этой работой хотел оправдать свое бездействие, это был социальный инстинкт человека, живущего во время революции: бездействие равно преступлению…», «…помню 1920 год. Бретань. Крошечная деревушка на берегу моря.
Из далекой России доносились отрывочные сведения о героических боях с поляками, о грандиозных победах у Перекопа.
Я работал тогда над первой книгой трилогии «Хождение по мукам». Работа двигалась к концу. Но вместе с концом созревало сознание, что самое главное так и осталось непонятым, — что место художника не здесь, среди циклопических камней и тишины, нарушаемой лишь мерным рокотом прибоя, но в самом кипении борьбы, там, где в муках рождается новый мир» (А. Н. Толстой, Полн. собр. соч., т. 13, стр. 563 и 125).
В одном из писем позднейших лет А. Толстой рассказывает, с каким трудом давалась ему концовка романа:
«Хождение по мукам» я кончал в Камбе, где работал над последними главами около месяца. Конец мне не удавался, и я его… однажды разорвал и выкинул в окно, и то, что мне не удавался конец, было закономерным и глубоким ощущением художника, так как уже тогда я начинал понимать, что этот роман есть начало эпопеи, которая вся развивается в будущем..» (Архив А. Н. Толстого).
В романе «Сестры» воссоздается характерная атмосфера русской жизни предреволюционных лет.
Столичная буржуазно-интеллигентская среда, нравы литературной богемы 10-х годов, фронтовые эпизоды первой мировой войны, эпизоды подготовки революции — все это воспроизведено А. Толстым главным образом на основе непосредственно увиденного им самим в жизни.
Так общество «Философские вечера», привлекающее к себе рафинированную столичную публику, напоминает известное в те годы «Религиозно-философское общество». В «Центральной станции по борьбе с бытом», в «великолепных кощунствах», устраиваемых жильцами телегинской квартиры, легко узнаются модные тогда сборища футуристов, стремившихся поразить воображение публики, привлечь ее внимание любыми средствами. Речи Сапожкова очень близко воспроизводят дух и стиль крикливых футуристических воззваний и литературных манифестов. Стихотворные строки, которые читает Даше Жиров — «Каждый молод, молод, молод, в животе чертовский голод…», — заимствованы из стихотворения Давида Бурлюка, одного из лидеров кубофутуризма. Скандальное маскарадное шествие футуристов по улицам столицы (глава VII) — тоже реальный факт, характеризующий литературные нравы предреволюционных лет.
Примером того, как А. Толстой на основе реального жизненного материала, лично пережитого им, строил сюжет своего повествования, может служить эпизод из главы XIV романа, В нем рассказывается о том, как в самом начале войны журналист Антошка Арнольдов, сотрудник либеральной газеты «Слово народа», попадает на прием в Главный штаб к полковнику Солнцеву, ведавшему военной цензурой. Последний, беседуя с Арнольдовым и раскрывая ему глаза на предстоящие трудности и жертвы войны, старается вместе с тем повлиять в определенном направлении на представителя оппозиционно настроенной к правительству газеты.
Этот эпизод на приеме в Главном штабе — подлинная жизненная ситуация: А. Н. Толстому в качестве корреспондента «Русских ведомостей» пришлось при аналогичных обстоятельствах беседовать с полковником по фамилии Свечин (см. об этом в статье А. Толстого «Общество», Полн. собр. соч., т. 13, стр. 85). Но А. Толстой использует этот эпизод в своем романе для изображения в ироническом свете Арнольдова и достигает этого не только при передаче самого содержания диалога его с полковником, но и рассказывая дальше о том, какую фальшивую трескучую газетную статью настрочил этот услужливый корреспондент в тот же вечер.
В образе поэта А. А. Бессонова, занимающего довольно значительное место в романе, сконцентрированы черты мрачного индивидуализма, внутренней опустошенности, скепсиса — всего того, что характерно было для настроений декадентской среды предреволюционной поры. Получился образ отталкивающий и вместе с тем жизненно правдоподобный. Некоторым из критиков казалось даже, что А. Толстой придал своему герою портретное сходство с А. Блоком, что под фамилией Бессонов показан в романе именно Блок в окарикатуренном виде. А. Н. Толстой решительно возражал против этого, подчеркивая, что он «отнюдь не хотел писать Блока», что он стремился показать всего лишь собирательный тип жреца декадентского искусства, одного из эпигонов Блока, одну из «обезьян» его.