Говоря об автобиографического материале, который вошел в первую часть трилогии, нельзя не упомянуть еще о том, на что указывают некоторые из исследователей романа. Главные героини романа, Даша и Катя, напоминают женские образы некоторых предшествующих произведений писателя («Миссис Бризли», «Любовь», «Для чего идет снег»)’. Так же как и в тех произведениях, в образах главных героинь романа, Кати и Даши, угадываются некоторые черты жены писателя, Н. В. Крандиевской, и ее сестры. Первой из них и посвящен был роман «Сестры» при его выходе в свет.
В романе «Сестры» А. Толстым использовались также газетные и документальные материалы. Это сказалось при изображении событий февральской революции: в романе приведены выдержки из подлинных приказов командующего войсками петербургского гарнизона генерала Хабалова, телеграмма председателя Государственной думы Родзянко царю и т. п.
Из всех книг трилогии текст романа «Сестры» при переизданиях подвергался со стороны писателя наибольшей переработке.
Самые значительные изменения внесены были автором в текст романа при подготовке издания 1925 года. По сравнению с текстом 1922 года усилено было критическое отношение к изображаемому столичному буржуазному обществу и событиям империалистической войны. В характеристике общественного движения, событий кануна революции исправлены, частью сокращены или сняты были отдельные места, отражавшие ошибочные взгляды, политические заблуждения А. Толстого в период эмиграции. Из текста романа удалялось все то, что несло на себе отпечаток прежних представлений автора о революции как некоем стихийном, анархически разрушительном начале. В изображении революционеров-большевиков и людей из народа устранялось писателем все то одностороннее, искажающее их облик, что имело место в первой редакции романа.
В берлинском издании при изображении революционного Питера, обстановки политического подъема в столице писатель придавал чрезмерное значение стихийным силам, как бы охватывающим никем не руководимую массу. Ниже приводится отрывок из этого издания, где курсивом выделены места, устраненные в редакции 1925 года:
«Он чувствовал, как в городе росло возбуждение, почти сумасшествие, — все люди растворились в общем каком-то головокружении, превращались в рыхлую массу, без разума и без воли, и эта масса, бродя и волнуясь по улицам, искала, жаждала знака, молнии, воли, которая, ослепив, слила бы эту рыхлость в один комок. Растворение всех в этом встревоженном людском стаде было так велико, что даже стрельба вдоль Невского проспекта мало кого пугала».
В тексте первого издания «Сестер» Акундину приписывалась немалая роль в руководстве революционным движением в Петербурге накануне войны. Революционер Акундин выступал в романе как носитель и пропагандист стихийных разрушительных сил. Рассказывалось даже о связи его и встречах с декадентом Бессоновым. Как раз в беседе с Бессоновым Акундин говорит о революции как о большой потехе и большой крови.
Такая трактовка образа Акундина, такое подчеркивание его роли в событиях были теперь уже неприемлемы для А. Толстого. Боковую линию в сюжете (Бессонов — Акундин) писатель полностью отбрасывает. Сократив многое из высказываний Акундина, писатель теперь отводит ему лишь незначительную роль в ходе событий.
Также не удовлетворяла писателя данная в первоначальном тексте «Сестер» неясная, сбивчивая характеристика Жадова и тех, кто посещал его в Шато Кабернэ, — московского студента Гвоздева и «интеллигентного рабочего» Фильки. В их политических спорах высказывания Гвоздева содержали много сумбурного, путаного, что было маловероятно в устах большевика, каким он изображался. При подготовке издания 1925 года А. Н. Толстой перестроил главу XXIV: он устранил эпизод посещения Гвоздевым и Филькой Шато Кабернэ, поскольку у читателей могло создаться ложное впечатление существования какого-то революционного подполья, группировавшегося вокруг анархиста Жадова. Писатель опустил также всю предвоенную биографию Жадова и снял его рассуждения о торжестве анархии в революции.