Связью третьего тома с двумя предыдущими будут герои Катя, Даша, Телегин и Рощин. В третьей книге завершится их судьба» (А. Н. Толстой, Полн. собр. соч., т. 13, стр. 504–505).
Писателю казалось, что в событиях обороны Царицына наиболее полно раскрывается ведущая и творческая роль партии, ее организующая сила, что в показе этого фронта гражданской войны ему легко удастся восполнить недостатки «Восемнадцатого года».
Предполагая основное внимание в романе «Девятнадцатый год» уделить Царицыну, А. Толстой, по-видимому, имел в виду лишь третью попытку белых взять город в январе — феврале 1919 года. Но материалы, получаемые из редакции «Истории гражданской войны в СССР», все больше убеждали его в важности всех событий, связанных с борьбой за Царицын, и одно время у Толстого появилось намерение внести в роман «Восемнадцатый год» дополнительную главу, о чем он писал в октябре 1934 года (Архив А. Н. Толстого).
По одному высказыванию А. Толстого, уже после написания повести «Хлеб», можно судить, что был и такой момент, когда он собирался предпослать третьему тому «Хождения по мукам» предисловие о событиях в Царицыне летом 1918 года. «Предисловие намечалось размером в шесть страниц, но выросло почти до двадцати печатных листов с самостоятельной сюжетной линией» (Беседа «А. Н. Толстой закончил «Хлеб», «Литературная газета», 1937, 30 октября.)
А. Толстой, не ограничиваясь документальными материалами по истории гражданской войны, стремился к встречам с ее участниками. Живые люди, их непосредственные воспоминания вызывали у писателя еще больший интерес, чем документы.
Весной 1935 года А. Толстой встретился с К- Ворошиловым, который рассказал «ряд захватывающих эпизодов из обороны Царицына» (А. Н. Толстой, Полн. собр. соч., т. 13, стр. 509), а также с С. Буденным, О. Городовиковым, Я. Ща-денко.
К весне 1935 года относится окончательно созревшее решение: в той или иной форме отразить все перипетии борьбы за Царицын. На это решение несомненно повлияло широко отмечающееся 3 и 4 января 1935 года 15-летие освобождения Царицына от белых. В статьях, посвященных этой дате, почти все внимание уделялось обороне города в 1918 году, как событию, имевшему решающее значение в борьбе с контрреволюцией.
17 мая в газете «Советское искусство» были напечатаны принятые А. Толстым обязательства: «К 20-летию Октябрьской революции я напишу роман «Оборона Царицына». Этот роман и стал впоследствии повестью «Хлеб».
А. Толстой начал писать роман в первых числах сентября 1935 года. 22 сентября он сообщал М. Горькому: «Я работаю над первой книгой третьей части «Хождения по мукам». Взялся с трудом, с самопринуждением, но сейчас увлечен так, что дым идет из головы. Минц (ответственный редактор «Истории гражданской войны в СССР». — Ю. К..), снабжает меня всеми материалами. Трудность написания романа в количестве материала…» (Архив А. Н. Толстого).
Несколько дней спустя А. Толстой говорил корреспонденту «Вечерней Москвы»: «Я сейчас пишу роман об обороне Царицына. Роман является связующим звеном между 18 и 19-м годами. По событиям 1919 года мною будут написаны три книги под общим названием «По коням!». Первая книга этой последней части трилогии «Хождение по мукам» будет названа «Республика в опасности», вторая — «План Сталина» и третья — «Начало побед». В романе «Оборона Царицына» не действуют герои «Хождения по мукам». Они снова появятся только, начиная с книги «Республика в опасности» («Вечерняя Москва», 1935, 28 сентября).
Как видно из этой беседы, автор уже не считает роман «Оборона Царицына» одной из книг третьей части «Хождения по мукам», а смотрит на него как на произведение, лишь дополняющее трилогию, примыкающее к ней тематически.
Начало «Обороны Царицына» далось автору не сразу. «Стиль повести «Хлеб» для меня был задачей наиболее трудной, — писал А. Толстой уже после того, как повесть была опубликована. — В самом деле, — в небольшой размер книги — вместить огромное количество исторического материала, заставить этот материал «звучать» на страницах повести, воссоздать образы Ленина, Сталина, Ворошилова так, чтобы при своих больших размерах это были живые люди, ввести в историческую обстановку к историческим фигурам вымышленные персонажи (Иван Гора, Агриппина и другие), сделать так, чтобы тематика «ушла вглубь», стала органической двигающей силой произведения, — все эти сложные задачи разрешались стилем. Нужно было особенным образом думать, чувствовать и видеть, — не так, скажем, как я думал, чувствовал и видел, когда писал «Петра» или «18-й год». Значит, нужна была прежде всего работа над самим собой.<…>