Чичиков. Страм, страм, матушка! Просто страм. Кто ж станет покупать их? Ну, какое употребление он может из них сделать?
Коробочка. А может, в хозяйстве-то как-нибудь под случай понадобятся?
Чичиков. Воробьев пугать по ночам?
Коробочка. С нами крестная сила!
Пауза.
Чичиков. Ну так что же? Отвечайте, по крайней мере.
Пауза.
Первый…Старуха задумалась, она видела, что дело, точно, как будто выгодно. Да только уж слишком новое и небывалое, а потому начала сильно побаиваться, как бы не надул ее покупщик!
Чичиков. О чем вы думаете, Настасья Петровна?
Коробочка. Право, я все не приберу, как мне быть. Лучше я вам пеньку продам.
Чичиков. Да что ж пенька? Помилуйте, я вас прошу совсем о другом, а вы мне пеньку суете! (Пауза.) Так как же, Настасья Петровна?
Коробочка. Ей-богу, товар такой странный, совсем небывалый.
Чичиков (трахнув стулом). Чтоб тебе! Черт, черт!
Часы пробили с шипением.
Коробочка. Ох, не припоминай его, Бог с ним! Ох, еще третьего дня всю ночь мне снился, окаянный. Такой гадкий привиделся, а рога-то длиннее бычачьих.
Чичиков. Я дивлюсь, как они вам десятками не снятся. Из одного христианского человеколюбия хотел: вижу, бедная вдова убивается, терпит нужду. Да пропади она и околей со всей вашей деревней!
Коробочка. Ах, какие ты забранки пригинаешь!
Чичиков. Да не найдешь слов с вами. Право, словно какая-нибудь, не говоря дурного слова, дворняжка, что лежит на сене. И сама не ест, и другим не дает.
Коробочка. Да чего ж ты рассердился так горячо? Знай я прежде, что ты такой сердитый, я бы не прекословила. Изволь, я готова отдать за пятнадцать ассигнацией.
Гроза утихает.
Первый…Уморила, проклятая старуха!
Чичиков. Фу, черт! (Отирает пот.) В городе какого-нибудь поверенного или знакомого имеете, которого могли бы уполномочить на совершение крепости?
Коробочка. Как же. Протопопа отца Кирилла сын служит в палате.
Чичиков. Ну, вот и отлично. (Пишет.) Подпишите. (Вручает деньги.) Ну, прощайте, матушка.
Коробочка. Да ведь бричка твоя еще не готова.
Чичиков. Будет готова, будет.
Селифан (в дверях). Готова бричка.
Чичиков. Что ты, болван, так долго копался? Прощайте, прощайте, матушка. (Выходит.)
Коробочка (долго крестится). Батюшки… Пятнадцать ассигнацией… В город надо ехать… Промахнулась, ох, промахнулась я, продала втридешева. В город надо ехать… Узнать, почем ходят мертвые души. Фетинья! Фетинья!
Фетинья появилась.
Фетинья, вели закладывать… в город ехать… стали покупать… Цену узнать нужно!..
Занавес
Акт третий
За занавесом слышен взрыв медной музыки. Занавес открывается. Ночь. Губернаторская столовая. Громадный стол. Ужин. Огни. Слуги.
Губернаторша. Так вот вы как, Павел Иванович, приобрели!
Чичиков. Приобрел, приобрел, ваше превосходительство.
Губернатор. Благое дело, право, благое дело.
Чичиков. Да, я вижу сам, ваше превосходительство, что более благого дела не мог бы предпринять.
Полицеймейстер. Виват, ура, Павел Иванович!
Председатель, Почтмейстер, Прокурор. Ура!
Собакевич. Да что ж вы не скажете Ивану Григорьевичу, что такое именно вы приобрели? Ведь какой народ! Просто золото. Ведь я им продал каретника Михеева.
Председатель. Нет, будто и Михеева продали? Славный мастер. Он мне дрожки переделывал. Только позвольте, как же, ведь вы мне сказывали, что он умер?
Собакевич. Кто, Михеев умер? Это его брат умер. А он преживехонький и стал здоровее прежнего.
Губернатор. Славный мастер Михеев.
Собакевич. Да будто один Михеев? А Пробка Степан — плотник? Милушкин — кирпичник? Телятников Максим — сапожник?
Софья Ивановна. Зачем же вы их продали, Михаил Семенович, если они люди мастеровые и нужные для дома?