И это памятным осталось на Святой Руси русскому народу.
1913 г.
ЕДИНА НОЧЬ{*}
Молва о попе Сысое, о его житии верном и сердечном проникновенном зрении и о наказании добром чад духовных с каждым летом все дальше да шире разносилась народом по большой нашей русской земле. И кто только ни приходил к попу за покаянием, какие разбойники, — какие жестокие! — всех с любовию принимал Сысой и каждого и последнего отпускал от себя с миром, — безвестным ведец, неведомым объявитель, помощник печальным, сподручник и чиститель грешным.
Узнал о благонравном попе, о его праведной жизни сам князь Олоний, а был Олоний зол и лют, губитель и кровопивца, не помнил Божий страх, забыл час смертный, и много от его самовластья и злых дел беды было и скорби и погибели в народе, и вот задумался князь, как ему с своей душой быть? — черна она была, еще и неспокойна стала!
И много в беспокойстве своем раздумывал князь Олоний, и чем больше думал, тем неспокойней ему было: как подступит, да начнет припоминать, одно какое худое дело в память придет, а за ним и другое в голову лезет, и уж назад в душу ничем не вколотишь, не остановишь и никак не забудешь. И опостылело все князю, сам себе — постыл, и обуяло такое беспокойство, хоть жизни решиться — уж что ни будет, а хуже того не будет.
И опять слышит князь Олоний о Сысое: великие чудеса творит поп Сысой — праведен и говеен, и каждого, кто бы ни пришел, и последнего отпустит от себя с миром. И решает князь: идти ему к Сысою и во всем открыться, и что̀ ему придумает поп, то он и сделает, только бы прощение получить — покой найти, идти ему и каяться, покаяться во всем и начать новую жизнь.
«А что если за его грехи поп не примет покаяния?» — раздумная мысль остановила князя.
«Ну, если не примет, — сказал себе князь, — так и жизни мне не надо никакой, и уж назад не будет пути!»
Так решил, так и пошел князь Олоний к попу Сысою, — на окологородье жил поп за городом, — и как увидел князь попа, не стало и страха, ни опаски, что не примет поп, и все рассказал попу о грехах своих, все свои злые дела открыл, всю срамотную жизнь, все беспокойство свое.
Нет, не отверг, принял поп Сысой покаяние и от лютейшего грешника и последнего, каким был князь Олоний, губитель и кровопивца.
— Тебе надо очиститься от грехов, — сказал поп и наложил на князя эпитимию: на пятнадцать лет ему каяться.
— Отче, не могу я, не вынесу: столь долгий срок!
Тогда поп Сысой наказал князю на семь лет, но и семь лет показалось князю много, — ни семь, ни три лета, ни даже три месяца не мог князь нести наказания.
— На едину ночь можешь?
— Могу, — легко согласился князь: конечно, одну ночь он готов как угодно каяться.
— На едину ночь? — переспросил Сысой: или не поверил поп, что и вправду готов князь и может на едину ночь все перенести.
— Могу, отче, могу и все вынесу! — повторил князь.
Но и в третий раз спросил Сысой:
— На едину ночь? — или уж едина ночь тяжче пятнадцати лет, и все не верилось попу, не верил поп в такую скорую решимость князя.
— Могу, отче, могу! — и в третий раз подтвердил князь слово и ждал себе наказания: он все вынесет, он все претерпит, он все подымет за едину покаянную ночь.
Поп Сысой повел князя Олония в церковь — высока и тесна окологородская церковь Иоанна Предтечи, — поставил поп аналой посреди церкви, зажег свечу, дал свечу князю.
— На едину ночь в сокрушении сердечном тебе стоять до рассвета и просить крепко от всего сердца за грехи свои! — сказал поп и пошел.
Слышал князь, как громыхнул замок, — запер поп церковь, слышал князь шаги по снегу — похрустывал снег все тоньше, все тише, все дальше, и больше ничего князь не слышал, только огонек свечи — разгораясь, потрескивала свеча, да свое жалкое сердце.
И настал глубокий вечер, а за вечером вьюжная ночь — вьюжная, заводила ночь на поле свой перелетный гомон, да звяцающий жалобный лёт.
Со свечой твердо стоял князь Олоний, неустанно много молился о своих грехах, и обиды и горечь, какой отравлял он народ свой, все припомнил и жалкой памятью терзал себя и молил и молил от всего сердца простить.
А там, — а там, в поле пустом за болотом, где вьюга вьюнится — улететь ей до неба рвется, летит и плачет и падает на мерзлую землю, там за болотом по снежному ветру собирались бесы на совет бесовский.