Выбрать главу

— Будет тебе золотая нитка.

Блестел золотой месяц, сверкали дробные звезды.

Ты видишь те серые горы, не по себе они серые, серы от дел человеческих.

Там ангелы, приставленные к людям, столпились на Западе. Так и всякий день по захождении солнца они идут к Богу на поклонение и несут дела людей, совершенные от утра до вечера, злые и добрые.

ГНЕВ ИЛЬИ ПРОРОКА,{*}

ОТ НЕГО ЖЕ СОКРЫЛ ГОСПОДЬ ДЕНЬ ПАМЯТИ ЕГО

М. А. Кузмину

Необъятен в ширь и в даль подлунный мир — пропастна́я глубина, высота поднебесная.

Много непроходимых лесов, непролазных трущоб и болот, много непроплывных рек, бездонно-бурных морей, много диких горбатых гор громоздится под облаки.

Страшны бестропные поприща, — труден путь.

Но труднее самого трудного тесный, усеянный колючим тернием путь осуждения — в пагубу.

На четвертом разжженно-синем небе за гибкоствольным зверным вязом с тремя враждующими зверями: гордым орлом, лающей выдрой и желтой змеей, за бушующей рекой Окияном, через мутную долину семи тяжелых мытарств к многолистной высокой вербе и, дальше по вербному перепутью, к развесистой яблоне, где течет источник забвенья, — там раздел дороги.

Под беловерхой яблоней с книгой Богородица и святой апостол Петр с ключами райскими. Записывает Богородица в книгу живых и мертвых; указуя путь странствующим, отрешенным от тела, опечаленным душам.

Весела и радостна прекрасная цветущая равнина, словно огненный поток, в васильках.

И другая печальная в темных печальных цветах — без возвращения.

Не весело лето в преисподней.

Скорбь и скрежет зубовный поедают грешников во тьме кромешной. И кровь замученных, исстрадавших от мира свою земную жизнь, кровь мучеников проступает — приходит во тьму — в эту ночь, как тать. Нежданная и забытая точит укором, непоправимостью, точит червем неусыпаемым.

В бездне бездн геенны зашевелился Зверь. Злой и лютый угрызает от лютости свою конскую пяту; содрогаясь от боли, выпускает из чрева огненную реку.

Идет река — огонь, идет, шумя и воя, устрашая ад, несет свою волну все истребить. И огонь разливается, широколапый перебирает смертоносными лапами, пожирая все.

Некуда бежать, негде схорониться. Нет дома. Нет матери.

Изгорают виновные души. Припадают истерзанные запекшимися губами к льдистым камням, лижут в исступлении ледяные заостренные голыши, лишь бы охладить воспаленные внутренности.

Архангел Грозный — — явился не облегчить муки, Грозный — — сносить свой неугасимый огонь, зажигает ледяные камни — последнее утоление.

Загораются камни.

Тают последние надежды.

И отыняют кольцом, извиваются, свистят свирепые холодные змеи, обвивают холодным удавом, источая на изрезанные огнем, рассеченные камнем рты свой яд горький.

Земля!

Ты будь мне матерью. Не торопись обратить меня в прах!

* * *

Вышел Иуда из врат адовых.

Кинутый Богом в преисподнюю — осужден навсегда торчать у самого пекла — неизменно видеть одни и те же страдания — безнадежно — презренный — забытый Богом Иуда.

Не обживешься. Прогоркло. Берет тоска. И дьявольски скучно.

Слепой старичок привратник позеленевшими губами жевал ржавую христопродавку, смачивал огненной слюной разрезные листья проклятой прострел-травы.

Иуда подвигался по тернистому пути. Темные цветы печальные томили Божий день. Не попадалось новичков. Безлюдье. Какие-то два черта без спины с оголенными раздувающимися синими легкими, дурачась, стегали друг дружку крапивой по живым местам. И опять некошные: бес да бесиха. Больше никого.

Странно! У яблони, где вечно толпами сходятся души и стоит шум, было тихо. Три несчастные заморыша, подперев кулаками скулы, на корточках, наболевшими глазами с лиловыми подтеками от мытарских щипков застывше смотрели куда-то в ползучий отворотный корень яблони, уходящий в глубь — в бушующую реку Окиян. Да сухопарая, не попавшая ни в ад, ни в рай, зевала душа равнодушно уставшим зевать квёлым ртом.

Склоненная пречистым ликом над книгой живота и смерти опочивала утомленная Богородица, а об руку, окунув натрудившиеся ноги в источник забвения, спал святой апостол Петр блаженным сном крепко.

Свесившиеся на боку на золотой цепочке золотые ключи сияли бесподобным светом, — глаз больно.

Ни ангела, ни архангела, — как в воду канули. Купаться пошли бесплотные, отдыхали ли в благоухании или разом все улетели к широколистной вербе на вербное перепутье, чтобы там задержать из мытарств странников — не беспокоить Богородицу, — Бог их ведает.