Царь потемнел.
— Тебе известен наш царский извет?
— Знаю. Не мало повинных царских голов торчит у заставы! Я пришел к тебе слышать твою загадку.
— Щажу твою юность ради отца твоего. Иди, ищи себе жену, где хочешь.
— Хочу знать твою загадку! — стоял Аполлон.
Царю стало жалко: так юн и прекрасен был тирский царь, да и отца его вспомнил, старого царя Лавра, давно это было, менялись крестами, побратимы.
— Я ничего не слышал, ничего не знаю, у меня нет никакой загадки, иди, не спрашивай!
Аполлон не уходил.
И окостенел царь.
Аполлон ждал.
Окостенел царь.
— Тело мое ем, — залузел его голос, как железная ржавь, — кровь мою пью, сам есмь себе зять, отца дочь жадает, видеть не улучает, жена мужа не видит и муж жене быть не может.
Аполлон в ужасе схватился за голову и увидел царевну: ровно темь кругом, а она, как звезда. Тихим голосом спросил Аполлон:
— Как повелишь отвечать: тайно или вьяве?
— Говори, как знаешь.
И наступила в царских палатах такая тишь, и только слышно, только чутко, как стук сердца, гул кольчужный.
— Тело свое ешь и кровь свою пьешь, ты взял себе женою родную дочь: ищет она мужа и не находит, — ты ей отец и муж; ищет она отца и не находит, — ты ей отец. Кровь на кровь.
На царском месте высоко трон костян. На костяном троне сидит царь костян, подпершись костылем костяным: шляпа на голове его костяна, рукавицы на руках его костяны, сапоги на ногах его костяны. Сам царь костян, и все семьдесят и две жилы его костяны, и становая жила — кость.
— Ты лжец! — взъярился царь, и лицо его стало кроваво: так кроваво восхожее солнце в пожар, кровавая грибная шляпка!
А обок белая голубь поблекала денницей царевна.
Царь удалился, за ним Лук лисавый.
В притворе глаз — на — глаз.
— Что ж мне сказать?
— А скажем: загадку не отгадал. И крышка.
— Разве так можно?
— Чего не можно! Для сволочи законы, а не для нас.
— Он царской крови...
— Отложи до завтра, и пускай завтра придумает новую разгадку. Понимаешь? Его никто не звал, сам на рожон прет.
Царские палаты. Царь, за ним Лук. Царь оправился. Зорко и отчетливо:
— Ты разгадал нашу загадку, да по-своему. Настоящая разгадка совсем не та. Погубил ты свою голову.
— Праведный царь, все слышали. Прав твой суд, я готов.
И красный палач, как видение, поднялся у трона, и на красном синий топор открыл провал.
Аполлон стоял перед царем тонок, как стебель, глаза закачены.
— За красоту, ради отца твоего, — царь поднялся, — даю тебе сроку до утра: не отгадаешь, велю тебе голову отсечь, а тело псам.
И пошел царь, за царем Лук, за Лукой вся свита.
Аполлон вышел на волю. На душе его до страсти тосменно. Смерть неизбежна. Какую ни скажешь разгадку, для царя она будет не та. Смерть неизбежна. Есть один только выход.
И положил Аполлон бежать от царя.
В первый сумрак сел Аполлон на корабль и тайно с войском отплыл в свой родной Тир.
Прошла ночь, а никому и в голову не придет. Поутру ждать — пождать, Аполлона нет.
Донесли царю:
— Аполлон, тирский царь, сбежал!
Распалился царь. А уж поздно: упустили.
— Он обесчестил наше царское имя.
— И всего народа! — ввернул Лук лисавый.
— Смерть ему! — топал в гневе царь.
И вышел царский извет: тому, кто доставит живьем Аполлона, пять тысяч, а тому, кто принесет его голову, сто тысяч — тирский царь обесчестил царя, а с царем и народ!
И как прочитали царский извет, вся-то гадость наша, мурье и заиграло в душах человечьих, и не только враги Аполлона — смешно от врага другого чего и ждать! — а и друзья — эх, други, в черный день за ломаный грош друзья предадут! — все, кому только не лень, пустились на выдумки, как бы так изловчиться изловить Аполлона и за то принять от царя честь и дары.
Аполлон невредим вернулся в Тир. Собрал ближних и старейшин и поведал им гнев Антиоха.
— Не хочу ради себя губить вас, — сказал Аполлон, — я лучше уйду.
И был тверд, — силы не равны, царь в отместку не оставит от Тира камня на камне, — не хотел Аполлон из-за своей ссоры с царем губить народ и сейчас же снарядил корабль, полон хлеба, золота и серебра, и отплыл из родного Тира в безвестность.
А дня не прошло, пожаловал в Тир сам Лук Малоубийский. Притворился лисавый другом Аполлона, тужил, что не застал царя дома, расспрашивал, куда поехал и долго ль проездит?
Но ничего ему никто не мог сказать, — сами не знали.
Тогда клевещавый сбросил с себя личину дружбы и объявил царский извет великого царя Антиоха.
— Тому, кто доставит живьем Аполлона, пять тысяч, а тому, кто принесет его голову, сто тысяч!