— Не сейчас, к сожалению.
— Разве твой типус не вернулся?
— Вернулся, как раз сегодня. Он ждет внизу. Хотите взглянуть?
— Надо спускаться вниз? — осторожно спросил Мейсон.
— Нет, можно из окна.
Мортимер Мейсон подошел к окну и увидел спортивную машину, а в ней — молодого человека, который, откинувшись на спинку, курил сигарету в длинном мундштуке и сурово поглядывал на местных мальчишек, как бы не поцарапали кузов.
— Ты его любишь? — спросил Мейсон.
— Ужасно.
— А кто он такой? Да, знаю, Фиш, но не в том дело. Деньги у него есть?
— Есть, только дядя не дает, лорд Эмсворт. Он опекун или что-то такое.
— Эмсворт? Знал, знал его брата. Давно это было. — Он крякнул. — Галли! Какой человек! Надо бы его найти, предложить одну штуку. Где он?
— Газеты пишут — там, в замке. Ронни едет туда сегодня вечером.
— Так скоро? Ай-яй-яй! — Он покачал головой. — Нехорошо.
Сью опять рассмеялась.
— Ты смотри! — продолжал он. — За ними глаз да глаз.
— Не беспокойтесь, папочка.
— Что ж, я тебя предупредил. Значит, Галли в Бландинге? Запомню. Да, а зачем я тебе понадобился?
Сью стала серьезной.
— Я хотела попросить об одной услуге.
— Давай, давай.
— Насчет этих девочек…
— Ну, что такое?
— Вы уволили Салли Филд.
— Да, и что?
— Ей очень трудно живется. Вы не могли бы уволить лучше меня?
Мортимер Мейсон забыл о жаре, хотя и хватал ртом воздух.
— Что?
— Уволить меня.
— Тебя?
— Да.
— Ты рехнулась!
— Нет, папочка, пожалуйста!
— Ты ее любишь?
— Не особенно. Я ее жалею.
— Ну и ладно.
— Папочка, у нее совсем нет денег!
— Ты мне нужна в этом шоу.
— Ах, Господи, какая разница!
— Такая. В тебе есть… — он пошевелил пальцами, — что-то эдакое. Как в матери. Ты знаешь, я был вторым jeun premier'om,[36] когда она только начинала…
— Да, вы говорили. Теперь из вас вышли бы сразу два. Ну как, уволите?
Мортимер Мейсон подумал.
— Что с тобой поделаешь! — сказал он в конце концов. — Не уволю, уйдешь сама. Я тебя знаю. Ты удалая девица, Сью. И мать была такой. А как ты будешь жить? Помочь тебе? Я бы побегал, поспрашивал.
— Куда вам, папочка! Вот если бы вы вставали в шесть часов и делали гимнастику…
— Молчи, а то прибью!
— Ну, хорошо. Спасибо вам, не надо. У вас хватает забот. Я справлюсь. Главное — Салли, вы ее спасли.
— Зачем ее спасать, она с ритма сбивается!
— Все равно, дело сделано. Пока.
— Не убегай, а?
— Надо. Ронни ждет. Поедем куда-то пить чай. Кажется, на реку. Только подумайте — деревья, вода…
— Дал бы тебе линейкой, — сказал Мейсон. — Но я ведь и сам вылезу из этой турецкой бани. Еду в Блэкпул. Вода, песок…
— … и вы с совочком. Пришлите мне фотографию! Ну, бегу, Ронни там запечется.
Запекаться, да еще ждать девушку, которую ты не видел полтора месяца, не так уж приятно, и молодой человек ярко-розового цвета вышел из машины, чтобы постоять хотя бы в относительной тени. Стоял он у входа, под козырьком, читал афиши, печально думая о том, что сегодня едет в Бландинг.
Привратник Мак вылез из своего логова, дыша тем предчувствием радости, которое испытывают верблюды, завидевшие оазис, и театральные швейцары, которые скоро смогут заглянуть за угол, в пивную. Чувством своим он поделился с Ронни.
— Уже скоро, мистер Фиш.
— Э?
— Скоро, говорю.
— А!..
Заметив мрачность собеседника, добрый Мак угадал причину.
— Жарко-то как, мистер Фиш!
— Э?
— Как услышал, так и сказал: «Ну, жуть!»
— О чем?
— Да о вашем кабачке. Это же надо! Прогорели.
— А… — коротко откликнулся Ронни.
У Мака было много хороших свойств, но не деликатность. Он подбадривал бы Наполеона беседой о зимнем спорте в Москве.
— Как вы это затеяли, я и сказал: «Два месяца, не меньше». А тут — полтора!..
— Семь недель.
— Ну, семь. Я пожарному сказал: «Это тебе не кот начхал, тут мозги нужны». А уж у вас с мистером Кармоди… Вы его не видели?
— Нет. Я был в Биаррице, он — в Шропшире. У моего дяди секретарем.
— А я вот его видал, — сообщил Мак.
Авангард труппы вышел из дверей — жаждущие флейты, две-три скрипки и сердитый гобой. Гобои в неволе дичают.
— Да уж, я его навидался. Все к нам ходил, к мисс Браун. Большие друзья.
— О? — сказал Ронни.
— Как их увижу, так и смеюсь.
— Почему?
— Он-то во-о-он какой, а она — одно слово, фитюлька. Оно всегда так. Вот я — шесть футов, а супруга — чистый кролик. Живем хорошо.
— А! — снова сказал Ронни.
— Цветы-то ваши пришли.
— Э?
— Ну, цветы для мисс Браун. — Мак ткнул пальцем в сторону полки, где стоял большой букет. — Я еще не передал.
Букет был красивый, но Ронни он не понравился. Щеки его стали еще розовей, глаза — остекленели.
— Дайте-ка их мне, Мак, — выговорил он.
— Нате, сэр. Прямо жених! Нет, прямо…
Мысль эта посетила и Ронни. Мимо прошли две девушки, они хихикнули.
— Когда мисс Браун выйдет, скажите, что я — в машине.
— Хорошо, сэр. Скоро нас навестите?
— Вряд ли. Еду в Шропшир.
— Надолго?
— Да.
— Жалко, сэр. Ну, доброго вам пути. Спасибо.
Вцепившись в букет, Ронни подошел к машине. К цветам была привязана карточка. Он прочитал и швырнул цветы на сиденье.
Девушки шли теперь стайками, и Ронни понять не мог, почему в газетах пишут о «красотках из шоу». Наконец появилась та, из-за которой сердце его запрыгало; когда же она побежала к нему — чуть не выскочило изо рта.
— Ронни, миленький!
— Сью!
— Прости, что задержала!
Ронни забыл все, даже то, что ей шлет букеты какой-то мерзавец по имени П. Фробишер Пилбем.
— Понимаешь, заходила к мистеру Мейсону.
— Зачем?
Ронни видел много фильмов и знал, каковы антрепренеры.
— Так, по делу.
— Он тебя звал в ресторан?
— Нет. Он меня уволил.
— Тебя?
— Да, я безработная, — весело сказала Сью.
— Я ему сверну шею!
— Не надо, он не виноват. — Она увидела цветы и радостно взвизгнула: — Это мне?
— Вероятно.
— То есть как?
— Да, тебе.
— Спасибо!
— Ну, садись.
Когда пробка задержала машину, он приступил к делу.
— Да, насчет цветов.
— Прелесть какая!
— Возможно. Я их не посылал.
— Ты их принес, это еще лучше.
— Они вообще не от меня. Какой-то гад, П. Фробишер Пилбем.
Улыбка померкла. Сью знала, как ревнив ее Ронни.
— Да? — растерянно сказала она.
Кожура прохладной сдержанности, годами слагавшаяся в Итоне и Кембридже, с треском лопнула, и миру явился истинный Роналд Овербери Фиш.
— Это еще кто такой? — взревел он.
— Не знаю!
— А чего же он шлет цветы?
— Да, все время шлет и пишет… Ронни заскрежетал зубами.
— И ты его не знаешь?
— Одна наша девочка сказала, он издавал газету «Светские сплетни». Раньше, не сейчас.
— Сейчас он посылает цветы!
— Что я могу поделать?
— Да ты и не хочешь.
Глаза у нее сверкнули. Но, сообразив, что ее Ронни снова уподобился шестилетнему ребенку, она попыталась его отвлечь.
— Ну я же актриса! — сказала она. — Ты же не обвиняешь Лилиан Гиш,[37] что ей поклоняются.
Ронни не сдался.
— Иногда я думаю, — сказал он, — любишь ли ты меня.
— О, Ронни!
— Думаю. Кто я такой? Вот, прогорел. Мозгов нет.
— Ты такой красивый!
— Слишком розовый. Почему я не похож на… А, да! Мак говорит, вы с Хьюго не расставались.
Сью вздохнула.
— Да это раньше было, — терпеливо объяснила она. — Я люблю с ним танцевать. Неужели ты думаешь, что я могу в него влюбиться!
— А что такого?
— В Хьюго? — Она рассмеялась, как смеялась всегда, думая о мистере Кармоди.
— Он лучше меня. Не такой румяный. Играет на саксофоне.
— Господи, перестань! Я люблю тебя.
— А не Хьюго?
— Нет.
— И не Пилбема?
37