Женщинам Фоуден нравился — иногда вопреки их натуре, ведь в его отношении к ним всегда сквозила жестокость, вплоть до садизма. Но он мог быть и очень галантным, если это входило в его планы. Он умел показаться как очень вульгарным, так и утонченным в манерах. У него всегда была ясная голова. И если он не всегда добивался того, чего хотел, то в этом не было его вины, и он не жаловался… но на этот раз…
От группы пальм отделился силуэт, подошел к пыльной дороге и остановился, повернувшись в сторону Фоудена.
Тот тоже еще в пути заметил человека у пальм, который стоял, вяло прислонившись спиной к стволу одного из деревьев. В углу рта его была турецкая сигарета, ее запах Фоуден почувствовал на расстоянии. На голове незнакомца была феска и Фоудену он показался похожим на хамелеона. Кроме того, он был омерзительно грязен. Фоуден представился:
— Меня зовут Фоуден. А вы, я полагаю, Акед?
— Да, я Акед, — ответил незнакомец. У него оказался довольно высокий, странно свистящий голос, и Фоуден подумал, не евнух ли перед ним. Он присел прямо у дороги и спросил:
— Нет ли у вас сигарет?
Человек извлек пачку из своих одежд и не без щегольства откинул крышку. Фоудену он показался типичным гидом из тех, что водят туристов по базарам или продают им порнографические открытки. Он взял одну сигарету и закурил. Она была превосходного качества.
Акед сказал:
— Очень рад вас видеть. Я ждал вас еще вчера. Я рассердился, что вы не пришли вовремя. Ваше отсутствие выбило меня из колеи!
Фоуден глубоко вдохнул сигаретный дым.
— Идите вы к черту! — воскликнул он. — Еще не хватало, чтобы это вас выбило из колеи. Думаю, что вас еще сильнее выбьет из колеи, если я вас размажу по этому стволу и превращу вашу физиономию в студень! Сын шлюхи!
Акед усмехнулся и сказал:
— Сожалею, что оскорбил вас!
— Не беспокойтесь, что оскорбили меня, — съязвил Фоуден. — Я вас сумею утихомирить. Надо же набраться такой наглости! Ненавижу таких!
— Да, это, наверное, неприятно, — сказал Акед.
— Не имеет значения, — отрезал Фоуден, — сообразите своей дурацкой башкой, что я тащился 200 километров из Марракеша и большую часть пути проделал пешком. Да по этому треклятому захолустью!
Акед сказал:
— Мне трудно в это поверить, ведь по дороге идет множество военных грузовиков — французских, американских, британских; вы могли бы, кажется, подъехать на каком-нибудь из них.
— Возможно! — отозвался Фоуден. — Но ведь я не знаю, кому принадлежит это захолустье. То ли людям из Виши, то ли немцам, то ли французам, а может, англичанам или американцам. Такая поездка не обошлась бы без риска, ясно вам?
— Да ради бога! — ответил Акед. — Хотите быть грубым — пожалуйста, но от вашей грубости нет никакой пользы. Можно, конечно, позволить себе грубость, когда ни в чем не нуждаешься. А вы, насколько я знаю, нуждаетесь кое в чем. Так что лучше уж вам быть повежливее.
Фоуден взорвался:
— Браво! Лучше быть повежливей! Ну да ладно — буду повежливее. Что вы мне хотите сказать, сукин вы сын? Это достаточно вежливо для вас?
Акед спокойно снес оскорбление:
— Меня предупредили, что у вас имеются деньги для меня. Я деловой человек. Деньги — прежде всего. — Фоуден успокоил его:
— Пусть вас не волнует вопрос о деньгах! Отправляясь сюда, я все предусмотрел. Моя сумка там, на вершине холма, спрятана в зарослях, деньги — в ней. У меня не было случая позаимствовать оттуда, черт возьми!
— Нет, — холодно сказал Акед. — Я не верю. — Он посмотрел на Фоудена и увидел, что у того губы совсем пересохли. — Готов спорить, что вам очень хочется пить. Без сомнения, вы уже давно ничего не пили. У меня есть то, что вам нужно!
— Вы чертовски любезны, — ответил Фоуден. — Сколько мне это будет стоить?
— Нисколько, — сказал Акед. — Я вас угощаю, — он запустил руку за полу своей засаленной рубахи и вынул бутылку, затем протянул ее Фоудену. Тот вытащил зубами пробку и понюхал содержимое бутылки. Это оказалась водка. Он взял горлышко бутылки губами и опустошил ее залпом. Он подождал минуту и почувствовал, как его заполняет и придает новые силы мягкое тепло. Водка быстро подействовала на его пустой желудок.
Акед сказал:
— Я вижу, что вам нравится что попало! Но я доверяю вам, как верю всегда всему свету.
Фоуден ответил:
— Черт подери! Значит, так вы и добились успеха в жизни? Вы мне верите — как трогательно! Прекрасно, вываливайте свои россказни!
Акед сказал:
— Вот, что вы должны будете сделать. В Сувейре сейчас творится бог знает что, никто ничего не может понять. Вы знаете, что американцы высадились десять дней назад. Никто не знает, кому делать реверансы, — вишистам, немцам или американцам.