Захар. Но, Яков, посуди сам, ты — брат хозяина…
Яков. Это не единственный мой недостаток…
Захар (обиженно). Ну, я молчу! Молчу! Вокруг меня создается непонятная мне атмосфера враждебности…
Полина. Да, это верно. Ты послушал бы, что тут говорила Надежда!
Пологий (бежит). Позвольте сказать… сейчас — сейчас убит господин директор…
Захар. Как?
Полина. Вы… что вы?
Пологий. Совершенно… убит… упал…
Захар. Кто… кто стрелял?
Пологий. Рабочие…
Полина. Схватили их?
Захар. Доктор там?
Пологий. Я не знаю…
Полина. Яков Иванович!.. Да идите вы!
Яков (разводя руками). Куда?
Полина. Как это случилось?
Пологий. Господин директор были в ажитации… и попали ногой в живот рабочему…
Яков. Идут… Сюда…
(Шум. Ведут Михаила Скроботова, под одну руку Левшин, лысоватый пожилой рабочий, под другую — Николай. Их провожают несколько рабочих и служащих.)
Михаил (устало). Оставьте меня… положите…
Николай. Ты видел, кто стрелял?
Михаил. Я устал… я устал…
Николай (настойчиво). Ты заметил, кто стрелял?
Михаил. Мне больно… Какой-то рыжий… Положите меня… Какой-то рыжий…
(Его укладывают на дерновую скамью.)
Николай (уряднику). Вы слышали? Рыжий…
Урядник. Слушаю!..
Михаил. А! Теперь все равно…
Левшин (Николаю). Вы бы не тревожили его в такую минуту…
Николай. Молчать! Где же доктор?.. Доктор где, я спрашиваю?
(Все бестолково суетятся, шепчутся.)
Михаил. Не кричи… Мне больно… Дайте же отдохнуть!..
Левшин. Отдохните, Михаил Васильевич, ничего! Эх, дела человеческие, копеечные дела! Из-за копейки пропадаем… Она и мать нам и смерть наша…
Николай. Урядник! Попросите удалиться всех лишних.
Урядник (негромко). Пошел прочь, ребята! Нечего тут смотреть…
Захар (тихо). Где же доктор?
Николай. Миша!.. Миша!.. (Наклоняется к брату, и все наклоняются за ним.) Мне кажется… он скончался… да.
Захар. Не может быть! Это обморок.
Николай (медленно, негромко). Вы понимаете, Захар Иванович? Он умер…
Захар. Но… вы можете ошибиться!
Николай. Нет. Это вы поставили его под выстрел, вы!
Захар (поражен). Я?
Татьяна. Как это жестоко… глупо!
Николай (наступая на Захара). Да, вы!..
Становой (бежит). Где господин директор? Тяжело ранен?
Левшин. Помер. Торопил, торопил всех, а сам — вот…
Николай (становому). Он успел сказать, что его убил какой-то рыжий…
Становой. Рыжий?
Николай. Да, примите меры… немедленно!
Становой (уряднику). Немедленно собрать всех рыжих!
Урядник. Слушаю.
Становой. Всех!
(Урядник уходит.)
Клеопатра (бежит). Где он?.. Миша!.. Что такое… обморок? Николай Васильевич… Это обморок? (Николай отвертывается в сторону.) Умер? Нет?
Левшин. Успокоился… Пистолетом грозил. А вот он, пистолет, против него и обернулся.
Николай (злобно, но негромко). Вы — прочь! (Становому.) Уберите этого!
Клеопатра. Ну, что… что, доктор?
Становой (Левшину, тихо). Ты! Пошел!
Левшин (тихо). Иду. Зачем толкать?
Клеопатра (негромко). Убили?
Полина (Клеопатре). Моя дорогая…
Клеопатра (негромко, зло). Подите прочь! Ведь это ваше дело… ваше!
Захар (подавленно). Я понимаю… вы поражены… но зачем же… зачем же так?
Полина (со слезами). Вы подумайте, дорогая, как это страшно!..
Татьяна (Полине). Ты уйди… Где же доктор?
Клеопатра. Это вы убили его вашей проклятой дряблостью!
Николай (сухо). Успокойтесь, Клеопатра! Захар
Иванович не может не сознавать своей вины перед нами…
Захар (подавленный). Господа… Я не понимаю! Что вы говорите? Разве можно бросать такое обвинение?
Полина. Какой ужас! Боже мой… так безжалостно!
Клеопатра. А, безжалостно? Вы натравили на него рабочих, вы уничтожили среди них его влияние… Они боялись его, они дрожали перед ним… и — вот! Теперь они убили… Это вы… вы виноваты! На вас его кровь!..
Николай. Довольно… не надо кричать!
Клеопатра (Полине). Плачете? Пусть она из глаз ваших потечет, его кровь!..
Урядник (идет). Ваше благородие!..
Становой. Тише, ты!
Урядник. Рыжие готовы!
(В глубине сада идет генерал, толкая перед собой Коня, громко хохочет.)
Николай. Тише!.. Клеопатра. Что, убийцы?
Занавес
Действие второе
Лунная ночь. На земле лежат густые, тяжелые тени. На столе в беспорядке набросано много хлеба, огурцов, яиц, стоят бутылки с пивом. Горят свечи в абажурах. Аграфена моет посуду. Ягодин, сидя на стуле с палкой в руке, курит. Слева стоят Татьяна, Надя, Левшин. Все говорят тихо, пониженными голосами и как будто прислушиваясь к чему-то. Общее настроение — тревожного ожидания.
Левшин (Наде). Все человеческое на земле — медью отравлено, барышня милая! Вот отчего скучно душе вашей молодой… Все люди связаны медной копейкой, а вы свободная еще, и нет вам места в людях. На земле каждому человеку копейка звенит: возлюби меня, яко самого себя… А вас это не касается. Птичка не сеет, не жнет.
Ягодин (Аграфене). Левшин и господ учить начал… чудак!
Аграфена. Что ж? Он правду говорит. Немножко правды и господам знать надо.
Надя. Вам очень тяжело жить, Ефимыч?
Левшин. Мне — не очень. У меня детей нет. Баба есть — жена, значит, — а дети все померли.
Надя. Тетя Таня! Почему, когда в доме мертвый, все говорят тихо?..
Татьяна. Я не знаю…
Левшин (с улыбкой). Потому, барышня, что виноваты мы перед покойником, кругом виноваты…
Надя. Но ведь не всегда, Ефимыч, людей… вот так… убивают… При всяком покойнике тихо говорят…
Левшин. Милая, — всех мы убиваем! Которых пулями, которых словами, всех мы убиваем делами нашими. Гоним людей со свету в землю и не видим этого, и не чувствуем… а вот когда бросим человека смерти, тогда и поймем немножко нашу вину перед ним. Станет жалко умершего, стыдно пред ним и страшно в душе… Ведь и нас так же гонят, и мы в могилу приготовлены!..
Надя. Да-а… это страшно!
Левшин. Ничего! Теперь — страшно, а завтра — все пройдет. И опять начнут люди толкаться… Упадет человек, которого затолкают, все замолчат на минутку, сконфузятся… вздохнут — да и опять за старое!.. Опять своим путем… Темнота! А вот вы, барышня, вины своей не чувствуете: вам и покойники не мешают, вы и при них можете громко говорить…
Татьяна. Что нужно сделать, чтобы жить иначе?.. Вы знаете?..
Левшин (таинственно). Копейку надо уничтожитьсхоронить ее надо! Ее не будет, — зачем враждовать, зачем теснить друг друга?
Татьяна. Это — всё?
Левшин. Для начала — хватит!..
Татьяна. Хочешь пройтись по саду, Надя?
Надя (задумчиво). Хорошо…
(Они идут в глубину сада; Левшин — к столу. У палатки появляются генерал. Конь, Пологий.)
Ягодин. Ты, Ефимыч, и на камне сеешь… чудак!
Левшин. А что?
Ягодин. Напрасно стараешься… Разве они поймут? Рабочая душа поймет, а господской это не по недугу…
Левшин. Девчоночка-то хорошая. Мне про нее Митяйка Греков сказывал…
Аграфена. Может, еще выпьете чаю?
Левшин. Это — можно.
(Молчат. Слышен густой голос генерала. Мелькают белые платья Нади и Татьяны.)
Генерал. Или протянуть через дорогу веревку… так, чтобы ее не видно было… идет человек и вдруг — хлоп!