Мелания. Голубчик вы мой… избили вас!
(Егор, Трошин и Роман — составляют другую группу. Роман несколько более оживлен и подвижен, чем всегда.)
Протасов. Меня? Нисколько! Я за нее испугался… мне показалось, кто-то выстрелил… и потом — палкой по голове… или доской…
Елена (с гордостью). Меня никто не коснулся: Идем в комнаты…
Протасов. Я очень успешно защищался, — жалко, что ты не видала этого! И, знаешь, Лена, напрасно я давеча снял галоши… я бы их галошами!
Вагин (с улыбкой, Елене). Вы видите, он совершенно здоров…
Протасов (горячится). Галошами, по глупым рожам… (Егору.) Вы, милостивый государь…
Мелания. Ну, что с ним говорить? Идите, лечь вам надо…
Протасов. Позвольте…
Елена. Подожди… Егор, я попала в вас?
Егор (глухо). Нет… не попало… По голове меня кто-то…
Роман (с гордостью). Это я!
(Елена с напряжением на лице смотрит на Егора и на всех.)
Вагин. Если б ты видел, как действовала вот эта мрачная машина… ужас!
Трошин. Милостивые государи! Я тоже… контужен в голову…
Роман (счастливо). И тебя я ударил…
Трошин. Господа… прошу запомнить это…
Елена (пристально всматриваясь в лица Егора). Вам дать воды, Егор?..
Егор. Водки бы…
Протасов (Егору). Вы… ужасно глупы, сударь мой…
Елена. Оставь, Павел…
Протасов. Я никаких лекарств не делаю, черт вас возьми!
Вагин. Ну, перестань же…
Протасов (со слезами, в голосе). Нет, подожди! Я хочу знать, за что он на меня бросился? Что я вам сделал, Егор? Что?
Егор (глухо). Ничего… не знаю я…
Мелания. Вот на суде узнаешь… мой друг… там тебе расскажут!
Протасов (с досадой). Ах, не надо! Какой суд? Я так высоко ценил вас, Егор… вы — прекрасно работаете… да! Но ведь я хорошо платил вам? За что же вы…
Егор (встает, глухо и со злобой). Не тронь меня, барин…
Елена (твердо и настойчиво). Оставь его в покое, Павел… прошу тебя!
Вагин (Егору). Вы ушли бы…
Егор (грубо). Знаю… Уйду… (Уходит нетвердыми шагами. Роман и Трошин уже перешли к изгороди сада, сидят там на земле и пьют водку, принесенную Романом. Егор молча подходит к ним, садится и протягивает Роману руку.)
Мелания. Смотрите, какой… зверь!
Елена. Не трогайте его… Идем, Павел…
Протасов (волнуясь). Нет, он возмутил меня… В нем есть что-то… отталкивающее… Люди должны быть светлыми и яркими… как солнце…
(На террасу выходит Лиза. На ней надето белое платье. Она красиво и странно причесана. Идет медленно, какой-то торжественной поступью; на ее лице застыла неясная, загадочная улыбка. Сзади ее Антоновна.)
Лиза. Прощайте! Нет, не говорите ничего… Я решила… я ухожу!.. Нет, нет, не надо возражений… Я ухожу далеко и надолго… навсегда. Вы знаете? Вот:
(Она останавливается и негромко, с улыбкой читает написанное на обороте фотографической карточки Чепурного.)
Милый мой идет среди пустыни В знойном море красного песка… Знаю я, в дали туманно-синей Ждет его пустыня и тоска… Солнце, точно чье-то злое око, Молча смотрит с неба жгучим взглядом… Я приду и встану с милым рядом Трудно ему там и одиноко!..(Напевает какой-то странный, унылый мотив. Тихо.)
Мой милый — строен и высок, А я — красива и легка, И оба мы, как два цветка, На красный брошены песок…(Молчит. Вздохнув, читает снова.)
И вдвоем, объяты жгучим зноем, Мы пойдем далеко по песку, И в пустыне мертвой мы зароем Он — свои мечты… а я — тоску…(Задумчиво смотрит на всех. Улыбается.) Вот и всё. Это я — для Бориса… Вы его знаете, Бориса?.. Нет? (Идет в сад.) Мне очень жаль вас… мне очень жалко…
(Антоновна, недружелюбно взглянув на Елену, идет за ней.)
Елена (тоскливо и тихо). Павел… Павел… ты понимаешь?
Протасов (удивлен). Как это хорошо, Лена! Дмитрий, ты понял? Как это хорошо!
Вагин (жестко). А ты понял, что она сошла с ума?..
Протасов (не верит). Разве, Лена?
Елена (негромко). Идем… идем за ней…
(Все трое идут в сад. У изгороди сидит Егор и с угрюмой ненавистью в глазах следит за ними. Трошин что-то невнятно бормочет, щупая голову и плечо дрожащими руками.)
Роман. Ничего… Меня не так били… а я — вот он!.. Стало быть, молчи… Жив, и — ладно…
Вагин (задумчиво). Один… среди пустыни… В знойном море красного песка…
Занавес
Варвары
Черкун Егор Петрович, 32 лет, инженер.
Анна Федоровна, 23 лет, его жена.
Цыганов Сергей Николаевич, 45 лет, инженер.
Богаевская Татьяна Николаевна, 55 лет, домовладелица, дворянка.
Лидия Павловна, 28 лет, ее племянница.
Редозубов Василии Иванович, 60 лет, городской голова.
Гриша, 20 лет, Катя, 18 лет, его дети.
Притыкин Архип Фомич, под 35 лет, купец, лесопромышленник.
Притыкина Пелагея Ивановна, 45 лет, его жена.
Монахов Маврикий Осипович, 40 лет, акцизный надзиратель.
Монахова Надежда Поликарповна, 28 лет, его жена.
Головастиков Павлин Савельевич, под 60 лет, мещанин.
Дробязгин, 25 лет, служит в казначействе.
Доктор Макаров, 40 лет.
Веселкина, 22 лет, дочь почтмейстера.
Исправник, 45 лет.
Ивакин, 50 лет, садовник и пчеловод.
Лукин Степан, 25 лет, студент, его племянник.
Дунькин муж, под 40 лет, личность неопределенная.
Гогин Матвей, 23 лет, деревенский парень.
Степа, 20 лет, горничная Черкуна.
Ефим, 40 лет, рабочий Ивакина.
Действие первое
Луговой берег реки; за рекою виден маленький уездный город, ласково окутанный зеленью садов. Перед зрителями сад — яблони, вишня, рябина и липы, несколько штук ульев, круглый стол, врытый в землю, скамейки. Вокруг сада — растрепанный плетень, на кольях торчат валеные сапоги, висит старый пиджак, красная рубаха. Мимо плетня идет дорога — от перевоза через реку на почтовую станцию. В саду направо — угол маленького, ветхого дома; к нему примыкает крытый ларь — торговля хлебом, баранками, семечками и брагой. С левой стороны у плетня — какая-то постройка, крытая соломой, — сад уходит за нее. Лето, время — после полудня, жарко. Где-то дергает коростель, чуть доносится заунывный звук свирели. В саду, на завалинке под окном, сидит Ивакин, бритый и лысый, с добрым, смешным лицом, и внимательно играет на гитаре. Рядом с ним — Павлин, чистенький, аккуратный старичок, в поддевке и теплом картузе. На окне стоит красный кувшин с брагой и кружки. На земле у плетня сидит Матвей Гогин, молодой деревенский парень, и медленно жует хлеб. С правой стороны, где станция, доносится ленивый и больной женский голос: «Ефим…» Молчание. Слева по дороге идет Дунькин муж, человек неопределенного возраста, оборванный и робкий. Снова раздается крик: «Ефим!..»
Ивакин. Ефим… Эй!
Ефим (идет по саду вдоль плетня). Слышу… (Матвею.) Ты чего тут?
Матвей. Ничего… вот — сижу…
(Третий раз, уже раздраженно, зовут: «Ефим!»)
Ивакин. Ефим! Что ж ты, братец ты мой…
Ефим. Сейчас… (Матвею.) Пошел прочь!..
(Снимает рубаху с плетня, Дунькин муж кашляет и кланяется ему.) А… явился! Чего надо?
Дунькин муж. Из монастыря иду, Ефим Митрич…
Ефим (идет). Выгнали? У, дармоеды… черти!