Надежда Осиповна. Пить его, что ли, с похмелья?
Сергей Львович. Душа моя! Пойми! В этом секрет женской прелести. Какая женщина не стремится к свежести щек и гибкости кожи? В Париже нет красавицы, которая не мылась бы капустным соком.
Надежда Осиповна. Мы и так хороши. Без капустного сока.
Сергей Львович. Да я не о тебе пекусь, матушка. Тебе уж, слава господи, стукнуло за пятьдесят. А о нашем состоянии. Все имения заложены и перезаложены. Государь мне денег не даст. И не подступайся. После такого сына, как Александр. А деньги где? Я тебя спрашиваю. Из ваших фижм и лент да туфелек денег не добудешь.
Надежда Осиповна. Ты что ж, предполагаешь торговать капустным соком?
Сергей Львович. Да. Представь! В лучших кауферных заведениях Москвы и Петербурга. Его процеживают, сдабривают лавандой, разливают в хрустальные флаконы. И все! И название можно придумать какое-нибудь такое… грациозное: «Поцелуй Нереиды» или «Рдеющие ланиты».
Надежда Осиповна. Ты просто глуп!
Сергей Львович (опускается в кресло, он поражен). Ну, матушка! Хватит с меня одного Александра!
Надежда Осиповна. Кстати, об Александре. Ему пришло письмо. Из Петербурга.
Сергей Львович. Что ж ты молчала? Давай сюда! Да погоди, закрой окошко! И задерни занавески. Как бы он не заметил! Вот уж не способны вы, женщины, хранить государственные тайны.
Надежда Осиповна достает из-за корсажа и протягивает ему конверт. Закрывает занавески. Сергей Львович осторожно отламывает сургучную печать на конверте, вскрывает письмо.
Где Александр?
Надежда Осиповна. Стреляет из пистолета. В сарае. Нарисовал мелом какую-то зверскую рожу и палит в нее. Пуля в пулю.
Сергей Львович. Ох, душа моя, как бы не до-стрелялся он до новой беды! Кого готовится уничтожать? Подай мне чернильницу.
Надежда Осиповна подает чернильницу.
Что за дом! Чернила высохли, одни дохлые мухи на дне. Нет, так жить нельзя! (Наливает в чернильницу немного духов из флакона.) За душу берет этот запах.
Надежда Осиповна. Дворцовые духи?
Сергей Львович. Да… Помнишь, Надин, как лакеи прыскают эти духи на жаровни? Ах, прелесть! Пахучий такой дымок, игра хрустальная под потолками, белые плечи красавиц, музыка на антресолях, а на улице – кареты с фонарями и храп коней! О боже, боже!
Надежда Осиповна. Ты бы не о плечах красавиц вздыхал, а привел бы в порядок несчастное свое хозяйство. В Петербург выехать не на что! Приказчики у тебя все мерзавцы. Только к себе в карман и тянут.
Сергей Львович. Не мешай! (Начинает читать письмо.) Ага! Это стоит заметить. (Списывает что-то из письма.)
Надежда Осиповна. Что тебе нынче был за пакет? От кого?
Сергей Львович (прикрывает написанное ладонью, вполголоса). От генерал-губернатора графа Паулуччи. Требует от меня письменных сведений относительно переписки и поведения Александра. Вот это мы ему и пошлем! И пошлем! (Напевает по-французски.) Ничего особо предосудительного, но вместе с тем несколько вольно. Александру это совершенно не повредит, а я в глазах государя исполню свой долг.
Надежда Осиповна. Смотри не пересоли. Всегда увлекаешься.
Сергей Львович (снова списывает). Свечку надо приготовить для сургуча. Снова запечатать письмо.
Надежда Осиповна (зовет). Ариша! Свечку барину принеси!
Арина Родионовна (вносит свечку). Дождик накрапывает. Ветер. А Александр Сергеевич в дом все не идет. Я уж кликала, кликала.
Никто ей не отвечает. Сергей Львович торопливо пишет.
Все он не спит, все мается, как безродный какой….
Надежда Осиповна. Ну, ну, все ты выдумываешь! Ступай!
Арина Родионовна уходит.
Удивительное пристрастие у Александра к мужикам. Как встанет утром, прежде всего бежит к Арине, с ней здоровается. А мы с тобой у него на втором счету. Сергей Львович. Вот то-то! (Прислушивается.)
Слышен смех Пушкина.
Идет! (Прячет письмо в конверт, начинает разжигать сургуч на свече.)
Горящий сургуч капает на письмо. Письмо загорается. Сергей Львович прихлопывает его толстой книгой.
Надежда Осиповна. Боже, как ты все-таки неуклюж!
Входит Пушкин. Лицо его горит от ветра. Он, видимо, возбужден осенним холодом, стрельбой.
Сергей Львович. Что ж ты входишь, не постучавшись!
Пушкин. Простите! Я хотел попросить у вас летописи Карамзина. Они мне надобны для работы.
Сергей Львович. Неужто нечто историческое будешь писать? Трагедию, что ли?
Пушкин. Может быть. Какой у вас чад от сургуча!
Надежда Осиповна. Печка надымила.
Сергей Львович. По силам ли тебе трагедия? Трагедия, комедия, тарарамедия… Да-с! Значит, собрался писать. Вы, молодежь, все так, с кондачка…
Пушкин (улыбается). Да как-нибудь справлюсь. Можно взять Карамзина?
Сергей Львович. Да я сам его искал. И все нету. Лева, должно быть, унес.
Пушкин. Так вот же он. У вас под рукой! Позвольте!
Берет толстый том со стола. Сергей Львович старается прикрыть письмо рукой, но Пушкин замечает письмо, берет его.
Это мне! Кто его вскрыл?
Сергей Львович (вскрикивает, откидывается на спинку кресла). О-о-о!.. (Хватается за грудь.) Опять схватило! Боже! Надин! (Закрывает глаза.) Сжимает сердце… (Громко стонет.)
Надежда Осиповна. Где нюхательная соль? (Пушкину.) Подай! Там, на туалете!
Пушкин пристально смотрит на Сергея Львовича и не двигается. Надежда Осиповна хватает флакон с солью. Дает понюхать Сергею Львовичу.
Пушкин. К чему это? Я же все знаю.
Сергей Львович (неожиданно выпрямляется, кричит тонким, голосом, по лицу его текут слезы). Не смей! Так говорить отцу! Да я тебя велю связать. Атеист! Ты учишь втихомолку безбожию своего брата. И развращаешь сестру преступными идеями. Бунтовщик! (Подымает руки к небу.) И это мне, мне ты, господи, послал такого сына! За что?! (Пушкину.) У тебя нет сердца! Ты хочешь погубить всех нас. Уж не идти ли нам по твоей милости в Сибирь?
Пушкин (сдерживаясь). Не вынуждайте меня сказать вам то, что не пристало слышать отцу и старому человеку.
Сергей Львович (деланно смеется). Вот, извольте, я уже старик! Развалина! Да я, сударь мой, моложе тебя. Душой. Во мне еще кипит кровь просвещенного века, времен матушки Екатерины. А ты кто? Атеист! Насмешник!
Пушкин. Не будем спорить. Я прошу вас выслушать меня. (Ходит по комнате.)
Надежда Осиповна. Александр, перестань ходить! У меня мельтешит в глазах. Что за манеры, господи! Откуда?
Пушкин (останавливается). Я живу здесь уже три месяца. И я хочу представить вам свое и ваше положение в том свете, в каком оно существует. Если вы сами этого не замечаете.