Несколько минут Печорин и она сидели друг против друга в молчании затруднительном для обоих. Толстый господин, который был по какому-то случаю барон, воспользовался этим промежутком времени, чтоб объяснить подробно свои родственные связи с прусским посланником. Княгиня разными вопросами очень ловко заставляла барона еще более растягивать речь свою; Жорж, пристально устремив глаза на Веру Дмитревну, старался, но тщетно, угадать ее тайные мысли; он видел ясно, что она не в своей тарелке, озабочена, взволнована. Ее глаза то тускнели, то блистали, губы то улыбались, то сжимались; щеки краснели и бледнели попеременно: но какая причина этому беспокойству?.. может быть, домашняя сцена, до него случившаяся, потому что князь явно был не в духе, может быть, радость и смущение воскресающей, или только вновь пробуждающейся любви к нему, может быть, неприятное чувство при встрече с человеком, который знал некоторые тайны ее жизни и сердца, который имел право и, может быть, готов был ее упрекнуть…
Печорин, не привыкший толковать женские взгляды и чувства в свою пользу — остановился на последнем предположении… из гордости он решился показать, что, подобно ей, забыл прошедшее и радуется ее счастью… Но невольно в его словах звучало оскорбленное самолюбие; — когда он заговорил, то княгиня вдруг отвернулась от барона… и тот остался с отверстым ртом, готовясь произнести самое важное и убедительнейшее заключение своих доказательств.
— Княгиня, — сказал Жорж… извините, я еще не поздравил вас… с княжеским титулом!.. Поверьте однако, что я с этим намерением спешил иметь честь вас увидеть… но когда взошел сюда… то происшедшая в вас перемена так меня поразила, что признаюсь… забыл долг вежливости…
— Я постарела, не правда ли? — отвечала Вера, наклонив головку к правому плечу.
— О! вы шутите! разве в счастии стареют… напротив, вы пополнели, вы…
— Конечно, я очень счастлива, — прервала его княгиня.
— Это молва всеобщая: многие молодые девушки вам завидуют… впрочем вы так благоразумны, что не могли не сделать такого достойного выбора… весь свет восхищается любезностию, умом и талантами вашего супруга… (барон сделал утвердительный знак головой), — княгиня чуть-чуть не улыбнулась, потом вдруг досада изобразилась на ее лице.
— Я вам отплачу комплиментом за комплимент, monsieur Печорин… вы также переменились к лучшему.
— Как быть? время всесильно… даже наши одежды, подобно нам самим, подвержены чудным изменениям — вы теперь носите блондовый чепчик, я вместо фрака московского недоросля или студенческого сертука, ношу мундир с эполетами… Вероятно, от этого я имею счастие вам нравиться больше, чем прежде… вы теперь так привыкли к блеску!
Княгиня хотела отмстить за эпиграмму:
— Прекрасно! — воскликнула она: вы отгадали… а точно, нам бедным москвитянкам гвардейский мундир истинная диковинка!.. она насмешливо улыбнулась, барон захохотал, — и Печорин на него взбесился.
— У вас такой усердный союзник, княгиня, — сказал он, — что я должен признаться побежденным. Я уверен, что барон при данном знаке готов меня сокрушить всей своей тяжестью.
Барон плохо понимал по-русски, хотя родился в России; он захохотал пуще прежнего, думая, что это комплимент относящийся к нему вместе с Верою Дмитревной. — Печорин пожал плечами; и разговор снова остановился. — К счастию, князь подошел, преважно держа в руке газеты.
— Вот это до тебя касается, — сказал он жене, — новый магазин на-днях открыт на Невском. Я покажу вам, — сказал он, обращаясь к гостям, — петербургский гостинец, который я вчера купил жене: все говорят, что серьги самые модные, а жена говорит, что нет, как будут по вашему вкусу?
Он пошел в другую комнату и принес сафьянную коробочку. Часто повторяемое князем слово жена как-то грубо и неприятно отзывалось в ушах Печорина; он с первого слова узнал в князе человека недалекого, а теперь убедился, что он даже человек не светский. Серьги переходили из рук в руки, барон произнес над ними несколько протяжных восклицаний, Печорин после него стал машинально их рассматривать.