– Осторожнее, ваше степенство. Шаль порвете, – засмеялась невесело Ревекка, усаживаясь, однако, на колени к купцу.
Но и минуты не прошло, как она вскочила с колен, дико взвизгнув:
– Ах, бесстыдник! Больно ж мне! Больно!
– Ну, ну! Не фордыбачь! – засмеялся Серапионов. – Ущипнул разок, а ты уж и в амбицию.
Он опять поймал девушку и притянул к себе.
– Ах же! Какой же вы невежа! – отбивалась Ревекка.
– А ты смирись! – бормотал Серапионов, схватив ее за руки и ломая пальцы.
– Ай больно мне! Больно! – упала на колени Ревекка, с ненавистью глядя на купца. – Тетушка, заступитесь!
– Разве не видишь, что Захарий Никитич шутить изволит? А ты, глупая, не визжи зря…
– А! Сухопарая! Попалась! – хохотал Серапионов, пригибая побледневшую девушку к земле.
– Извольте ее оставить в покое! Я не позволю! – неожиданно крикнул молоденький Черногорьев, до того времени неприметно сидевший в углу.
Юноша поднялся, дрожа, и сжимая кулаки:
– Это подло! Слышали? Это подло!
– Верно! – крикнул Волков, ударив кулаком по столу. – Буржуй проклятый!
– Что! – заревел Серапионов, подымаясь и грозно всех оглядывая. – Да ты кто такой? Да знаешь ли ты, кто я? Да я тебя в бараний рог… Да я тебя…
– Позвольте-с! Это как же так? Извините! Мы все заодно, – сказал важно Хиврин, беря, как оружие, пустую из под пива бутылку.
– Валяй их на мою голову, – сказал Серапионов тихо, озираясь.
Но уже кудрявый приказчик засучивал рукава.
– Ты вот этого птенца убери, – командовал Серапионов.
Ражий детина, с круглым лицом, неспешно подошел к Черногорьеву и, взяв его в охапку, вынес на крыльцо и швырнул на улицу, в бурьян.
Явился и Глазенко. У Хиврина со смехом отняли бутылку, разбили нос Волкову, и через две-три минуты приятели очутились за порогом домика тетушки Нонны.
Из окна высунулась голова Серапионова и он дико загоготал:
– Эй, вы! Политики! Будете помнить Захария Серапионова.
Ямщики, по-видимому, были отпущены, и пусто было вокруг.
– Этакого дела я так оставить не могу, – сказал Хиврин мрачно. – Что же теперь делать, товарищи?
– Что ж! Айда, товарищи, ко мне! У меня винтовки и браунинги, – предложил Волков, давно уже безнадежно пьяный.
– Верно! – решительно крикнул Черногорьев, чувствуя, что хмель бросился ему в голову и радуясь этому.
Они побежали, спотыкаясь, напрямик – пустырем, перелезли через плетень и очутились во дворе домика, где жил Волков. От быстрого бега головы их кружились еще больше, и они радовались тому, что будут сейчас стрелять и напугают до смерти ненавистного купца.
Захватив винтовку и два браунинга, они тем же путем помчались обратно.
Когда они прибежали к домику тетушки Нонны, ямщиков еще не было, а из горницы доносилось разудалое пение и бряцание гитары.
– Вот сюда, в ряд станем, – командовал Хиврин, указывая на плетень напротив вражеской крепости.
Они стали, с серьезными лицами, целясь в ставни.
– Раз… Два… Пли! – крикнул Хиврин.
И три выстрела – один из винтовки и два из браунинга – грянули враз.
Дикий визг и жалобный крик раздались внутри домика.
– Ага-га! – завопил в восторге Хиврин, потрясая винтовкой. – Да здравствует пролетариат! Долой буржуазию!
– С ума вы сбесились! – завопил кудрявый приказчик, выбежав на крыльцо без пиджака и жилета. – С ума вы сбесились, черти заморские!
– Пали в него, товарищи! – захохотал Хиврин, целясь.
Приказчик мгновенно скрылся, захлопнув за собою дверь.
В горнице притихли.
– Раз! Два! Три! – опять скомандовал Хиврин. И снова грянули одновременно три выстрела.
Отворились ставни и чья-то рука помахала белым платком.
– Ага! Парламентера выслать хотят! Ну, черт с ними… Пусть высылают, – сказал Хиврин и потом крикнул зычно: – Эй, толстопузый! Выходи разговаривать!
В окне показалась лысина Серапионова, и он хриплым голосом закричал:
– Слышь ты! Дьяволы! Сдаемся…
– А условия наши знаешь? – спросил Хиврин.
– Какие там условия? – угрюмо пробормотал Серапионов, почесываясь.
– А вот какие! Убирайтесь отсюда немедленно! И чтобы все до плетня от самого крыльца на четвереньках ползли…
– Стыдно тебе, Хиврин! – молвил купец, озлясь. – А я тебе еще тройку хотел заказать из аглицкого сукна, мне из Иркутска привезли…
– Черта ли мне в твоей тройке, – засмеялся Хиврин, – нет, ваше степенство, неугодно ли с крылечка по собачьему способу попутешествовать…
– Ах, какой ты портной неблагоразумный, – сказал Серапионов, прячась за ставню.
Политики еще раз дали залп.
– Согласны! Согласны! – закричали за ставнями.