К осени я стал собираться за границу по делам Народного комиссариата почт и телеграфа. Владимир Ильич спрашивает меня: "Кому передать изобретателя?" Я посоветовал поручить это Глебу Максимилиановичу Кржижановскому, как инженеру и электрику. Так и сделали. Глеб Максимилианович тоже провозился несколько месяцев с изобретателем. Перевел (по его желанию) его "лабораторию" из Нижнего в Богородск (Ногинск). Изобретатель там тоже "чудил", и все это дело кончилось ликвидацией "опытов", а "изобретателя" куда-то устроили на работу.
В этой истории поражает терпение и настойчивость Владимира Ильича, его выдержка. Идея, выдвинутая изобретателем, была очень ценной, и нельзя сказать, что она вообще неосуществима. Для нас в то время (1920 год) очень важно было иметь такое открытие, и Владимир Ильич вел дело так, чтобы исчерпать все возможности и прийти к любому концу: или изобретатель сам признается, что он не в состоянии произвести этого опыта, или хоть что-нибудь да удастся. "Нужно сделать так, чтобы он (изобретатель) не обвинил нас в том, что мы ему помешали в чем-нибудь".
Осенью 1920 года радиолаборатория уже приступала к монтажу радиотелефонного передатчика на Ходынке. Шли спешным порядком подготовительные работы, монтировалось подсобное оборудование. Сам же передатчик находился в Нижнем. Там в лабораторной обстановке Бонч-Бруевич[188] со своим ассистентом Шапошниковым производил опыты передачи человеческого голоса на расстояние, завоевывая все большую и большую протяженность.
Из различных мест РСФСР в Нижний стали поступать телеграммы о слышимости радиотелефона. Бонч-Бруевич искал наилучшую слышимость. Каждый день известие о слышимости радиотелефона с какой-нибудь еще более отдаленной радиостанции радовало всех работников радиолаборатории. Радовался вместе со всеми и Владимир Ильич, когда я ему сообщал о новых успехах, и он торопил с сооружением постоянной установки на Ходынке.
Параллельно с этой работой Бонч-Бруевич приступил к разработке громкоговорителя, или "рупора", как назвал его Владимир Ильич.
В одну из моих встреч с Владимиром Ильичем я ему рассказал о работе Бонч-Бруевича над "рупором", и он не упускал ни на минуту из своего поля зрения это дело, справлялся об этих работах либо по телефону, либо через Л. А. Фотиеву, либо записками на заседании Совнаркома спрашивал, как обстоит дело с будущей "газетой без бумаги". Одну из этих записок, от 25 июня 1920 года, Владимир Ильич направил своею надписью "в архив". Вот ее содержание: "А говорить когда можно по беспроволочному телефону и куда? Когда рупоры (и сколько?) будут готовы?" На обороте этого маленького листочка я ответил: "Первый разговор будет с Берлином. Рупор — разрабатывается, когда будет совершенный тип, тогда приступим к массовому изготовлению тысячами".
Моя поездка за границу приближалась. Мы в Наркомпочтеле решили просить германское министерство почт и телеграфа оказать содействие по производству опытов двухстороннего радиотелефонного разговора Москвы с Берлином, считая, что немцы уже должны иметь подобные станции. По приезде в Берлин я при любезном содействии графа Арко, крупного немецкого ученого в области радио, а также чиновников министерства почт и телеграфа добился того, что мне разрешили организовать испытание нашего передатчика из правительственной станции в Кельтове, под Берлином.
В определенный день, в 6 часов вечера, должны были начать разговор по радиотелефону из Москвы.
К условленному часу мы выехали вместе с графом Арко, директором Шапиро (фирмы "Телефункен") и группой инженеров в Кельтов. За несколько секунд до 6 часов все мы надели наушные телефоны. Наступают назначенные 6 часов, когда мы должны услышать по радио Москву. Проходит 5–6—10 секунд. В приемной комнате тишина… Я слышу только, как бьется мое сердце… Срок прошел, а разговора не слышно. Ловлю насмешливые взгляды инженеров. Проходят еще несколько секунд затаенной тишины, кажущиеся мне вечностью. Я горю от стыда. Неужели не удастся опыт? Неужели оскандалились? Наконец в 6 часов с минутами раздается ясный, отчетливый голос начальника радиостанции: "Алло, алло! Говорит Московская радиотелефонная станция". Затем говорили по-немецки… Я не помнил себя от радости. Кто-то жмет мне руку… Поздравляют с успехом. Голоса говоривших были настолько ясны, что я называл фамилии товарищей, говоривших по радиотелефону из Москвы.
188
М. А. Бонч-Бруевич — советский ученый в области радиотехники. С 1918 г. — руководитель Нижегородской радиолаборатории. Ред.