Вместе с тов. Фотиевой я пошел через многочисленные комнаты дворца. Москва тогда переживала топливный кризис. Во дворце было холодно. Служащие были одеты в теплое. Всюду за столами кипела работа, и нас как будто не замечали.
Перед кабинетом В. И. Ленина расположен большой светлый зал, весь заставленный столами. Все работники, сидевшие за ними, занимались своим делом. Я на минуту остановился, чтобы достать нужные документы, и посмотрел на часы: было два часа дня.
Затем меня пригласили войти в кабинет. Я прошел в высокие, выбеленные до блеска двери. Владимир Ильич вышел из-за рабочего стола и с приветливой улыбкой сделал несколько шагов по направлению ко мне. Подав руку, он предложил садиться.
Меня сразу поразила простота этого человека. Ни тени смущения не испытывал я и в дальнейшем за все время беседы с ним, и, чем дальше шел разговор, тем более хотелось говорить, говорить свободно и откровенно.
Я изложил суть дела. Выслушав, Ильич задал мне вопрос:
— А как ваши учителя относятся сейчас к Советской власти?
— Смею уверить вас, товарищ Ленин, — сказал я, — что в массе своей учительство никогда не было против Советской власти. Мы честно служим народу.
В то же время я рассказал о непорядках, которые были в уезде. Неоднократным кивком головы и словами: "Да, да… верно…" — Владимир Ильич подбодрял меня.
— Многие интеллигенты еще не пришли к нам, — задумчиво проговорил он. — Теперь, когда Колчак разгромлен, мы можем вплотную взяться за мирную работу. От негодных коммунистов обязательно будем освобождаться.
Потом он спросил:
— Учителя теперь получают декреты?
— Да, получают, — отвечал я, — и в настоящий момент у учителя, работающего в деревне, в декретах большая потребность: крестьянин доверчиво и охотно идет к учителю за тем или иным советом или разъяснением. Отдел народного образования совместно с Весьегонским уисполкомом, имея это в виду, приступил к распространению декретов в печатном виде по всем школам уезда. Учителя являются непосредственными проводниками их в жизнь. Сознание крестьянина понемногу проясняется, и жизнь входит в свои берега. Но беда в том, что вследствие тех или иных обстоятельств распоряжения центра и декреты не всегда на местах выполняются.
— Скажите, книжечка Тодорского[202] ведь это о Весьегонском уезде написана? — спросил Ильич.
— Да, о Весьегонском, — ответил я.
— Хорошая книжечка, — оживленно заговорил Владимир Ильич. — Я читал ее, и мне особенно понравилось, как Весьегонекий уисполком, отобрав мельницу у какого-то мельника, поставил его же и управлять этой мельницей. Это совершенно правильный метод. Работа Весьегонского исполкома заслуживает внимания. Я слышал, что большинство членов его — бывшие петроградские рабочие. Правда это?
— Да, правда. Правда и то, что недоразумений в нашем уезде в дни революции было сравнительно меньше, чем в других местах. Подобраны члены уисполкома хорошо. Влияние на них оказал более развитый и образованный коммунист товарищ Тодорский.
— А где теперь Тодорский? — поинтересовался Ильич.
— В действующей армии, — ответил я.
— Передайте ему привет от меня, — попросил Ленин. Владимир Ильич очень интересовался ходом работ по постройке железной дороги Овинищи — Суда. Он вынул из бокового кармана записную книжку с железнодорожной картой, и на столе мы вместе стали рассматривать по ней направление через знакомые мне, родные места.
Узнав в разговоре, что я родом из крестьян Весьегонского уезда, был рабочим на Невском судостроительном, а также механическом заводах в Петрограде, что благодаря упорному труду окончил несколько высших учебных заведений, Ленин выразил сожаление, что я оставил ученые занятия. Он подробно остановился на необходимости для рабочих и крестьян создания школ и тут же спросил, имеются ли в уезде случаи превращения церквей под школы и как на это смотрит население и учительство.
На все вопросы я дал точные и правдивые ответы. Особенно подробно пришлось рассказать о жизни учителей, их работе, лишениях и взаимоотношениях с местными организациями.
Выслушав все, Владимир Ильич тут же стал писать письмо в Наркомпрод. Он предложил мне лично передать его членам коллегии и, позвав тов. Фотиеву в кабинет, попросил ее телефонировать, когда меня могут принять в Наркомпроде. Через несколько минут тов. Фотиева доложила, что я должен прибыть в наркомат через полчаса.
Когда Ленин писал, склонившись над столом, ничто не мешало спокойно наблюдать за ним. Владимир Ильич сидел ко мне в профиль. Лицо дышало энергией и несокрушимой силой воли. Величайший коммунист, глава правительства огромного государства, Ленин одновременно был прост и так, казалось, обыкновенен в своем поношенном сером клетчатом костюме с голубым галстуком. Я не отличил бы его в другом месте от мастера или инженера на заводе. До мельчайших подробностей мне хотелось запомнить черты этого человека, о котором так много тогда говорили и ныне говорит весь мир.
202
См.: Тодорский А. И. Год — с винтовкой и плугом. Изд. Весьегонского уисполкома. Весьегонск, 1918.