Прием у Ленина остался на всю жизнь в моей памяти. В характере Владимира Ильича была одна черта, которая проявилась в беседе с нами: у него слово не расходилось с делом. Этому учил он и нас, рядовых работников партии. Он дал нам понять, что эпизод с башкирской конной группой — дело политической важности, и указал, как надо его правильно решить.[220]
В. Н. Соколов
СИБИРЯКИ У ЛЕНИНА
I. ДРУЖБА НАРОДОВ
Год 1920-й. Кремль. Солнечное летнее утро.
Небольшая комната около зала Совнаркома — сегодня комиссионная. Здесь назначено совещание по определению границ Казахстана, выделившегося в 1919 году как автономная государственная единица. Новое государство хочет уточнить свои рубежи. Вопрос сложный и деликатный. Об этом свидетельствует приготовленная на стене карта. На ней выделяются среди степных кочевий оседлые хозяйственные угодья. То русские казаки и переселенцы заселили и освоили бывшие казахские земли.
Сегодня совещание должно решить запутанный историей вопрос: в чьи государственные границы должны быть включены эти земли? Останутся ли они в границах Сибири — по национальности современного русского населения — или отойдут к Казахстану.
Ожидаются жестокие споры. Сибирский ревком — против передачи новой республике прииртышской и переселенческой территории. А представитель центра в Сибирском ревкоме, наоборот, — за отчуждение от Сибири этих земель.
Вчера в подготовительной комиссии эти разногласия уже столкнулись, но остались неразрешенными и перенесены на сегодня. Сегодня будет вынесено окончательное решение.
Но комната еще пуста. Большая стрелка часов почти за полкруга до срока. А в комнате пока лишь один человек — председатель предстоящего совещания — Ленин. Это его обычай — не затруднять ожиданием других.
Нам странно видеть: авторитетнейший руководитель самого обширного в мире государства — в положении рядового сотрудника собственной канцелярии, в роли собирателя первичной комиссии!
Первых пришедших на заседание он встречает словами:
— Пожалуйста, товарищ! Входите, присаживайтесь! Приглашает приветливо, просто, как хозяин гостей в своей квартире.
Сам он не садится, а неспешно шагает — от стола к карте и к двери. Плотно сбитая фигура, поношенный пиджак. Пытливый, внимательный, проникающий взгляд и дружеский, приветливый разговор придают канцелярской обстановке отпечаток неофициальности, домашности.
— Из Сибири? Как добрались? Хорошо ли вас устроили? Присаживайтесь, сейчас подойдут.
Речь Ленина стремительна. Но слова произносятся четко, ясно. Так же и жест, и движение: не резки, но точны и быстры, без всяких признаков суетливости. Собранность и целеустремленность в каждом движении.
И эта легкая в говоре картавость, скрадывающая резкие звуки слов… Она смягчает резкость ленинской речи:
— Вы против нашего проекта. Почему вы хотите обидеть этот хороший народ?
Это "вы" звучит у Ленина не как индивидуальное обращение ко мне — Сибиряку[221], а явно подразумевает и тех, кем я послан и кого представляю. И Сибиряк понимает. Это сразу отрывает его от собственной принципиальной позиции. Он становится объективным ее наблюдателем, а она приобретает самостоятельный, не личный, а общественный интерес и новый смысл, чем казалось до этого. Она оказывается и для него самого более доступной обозрению, притом с какой-то необычной, новой стороны, подсказанной Лениным.
Сибиряк — приземистый бородач из бывших сибирских ссыльных — удивлен и обрадован. Он знал, что совещание пойдет под председательством Ленина. Но совсем не ожидал встретить его здесь раньше всех участников. Откуда Ленину известна его точка зрения? Он так по-товарищески просто о ней говорит…
Сибиряк получил на месте строгий наказ: блюсти целостность сибирской территории. А поэтому сейчас же изготовился к бою:
221
Сибиряк — литературный псевдоним В. Н. Соколова, применяемый автором для удобства изложения воспоминаний от третьего лица. Ред.