Мы перекочевываем в клуб имени В. М. Загорского. Товарища Загорского В. И. Ленин довольно-таки хорошо знал лично. В этот день как раз открывался этот клуб. И тут неожиданно речь товарища Ленина, посвященная памяти погибшего товарища[18]. Далее, едем в Пресненский район. Здесь несколько тысяч рабочих в стенах Прохоровской мануфактуры ожидают открытия митинга. Такая же встреча. Речь живая, мужественная и оптимистическая. Она продолжается около ъ I\ часа. Оставляем Прохоровку и едем в Замоскворецкий район, в Институт имени Карла Маркса (бывший Коммерческий институт). Останавливаемся у подъезда здания. Быстро узнают товарища Ленина, окружают автомобиль. Вот подходят двое мальчишек, один из них в упор говорит ему: "А я вас узнаю по карточке — вы будете товарищ Ленин". Владимир Ильич улыбается. Входим в аудиторию, где сидит огромная масса рабочих Замоскворечья. Появление товарища Ленина вызывает овацию, прерывающую речь очередного оратора. Слово предоставляется Ленину. Его слушают с напряженным вниманием.
Объезд окончен, возвращаемся домой. Разумеется, всю дорогу расспросы, вопросы, разговоры о Москве, о положении московских рабочих, о партии, о том, как была совершена Октябрьская революция в Москве, о старых вывесках на магазинах, которые следовало бы заменить советскими, что имело бы огромное агитационное значение, о ремонте домов, об улучшении санитарии города и т. д. и т. п. При этом должен добавить, что у меня в тот день была сильная ангина и мое горло было повязано. Товарищ Ленин все время уговаривал меня вернуться домой, чтобы не простудиться, спрашивал, сильно ли болит горло. По дороге домой, несмотря на все мои протесты, он все-таки предложил свернуть машину в сторону моей квартиры, подвез меня, не успокоился и не уехал к себе до тех пор, пока не высадил меня. Впрочем, эта черта Ленина отмечена многими другими товарищами — удивительное внимание даже к малознакомым, попечение о тех товарищах, рабочих, трудящихся, артистах, писателях и др., о нуждах которых доходили вести до товарища Ленина. Я знаю примеры, когда он, узнав, что такой-то товарищ заболел, иногда без всякого предупреждения выходил из Кремля, направлялся к нему, внезапно являлся, расспрашивал: получает ли он медицинскую помощь, есть ли у него средства на лекарства, каково его питание, а потом, возвращаясь домой, делал соответствующие распоряжения. Нередко были случаи, когда Московский Совет получал от товарища Ленина записки или просто резолюции на заявлениях, не говоря уже о рабочих, даже артистов и писателей о помощи с просьбой оказать содействие вплоть до того, чтобы выдать тому или другому обувь, белье и т. д. Таково было бившееся в его груди сердце крупнейшего вождя пролетариата.
В середине апреля 1921 года я должен был выехать в Советское Закавказье и дальше в Армению[19]. Перед выездом из Москвы я имел свидание с товарищем Лениным, во время которого мы вели обстоятельную беседу о том, как нужно работать на Кавказе, для этой работы каким образом необходимо учесть опыт русской революции, какой политики нужно придерживаться по отношению к Турции, и — самое главное — советовал быть осторожным и щепетильным по отношению к народам Востока, которые уже просыпаются, которые нуждаются в просвещении и которые, просветившись, совершат у себя еще более грандиозный, чем в России, переворот. Одним словом, он тогда излагал ту нашу линию, которую мы начиная с 1921 года проводим в Закавказье и на Ближнем Востоке. Сразу стало ясно, что работа на Востоке — весьма сложная и ответственная вещь, и потому я попросил товарища Ленина вкратце изложить свои мысли на бумаге в виде письма, дабы я это письмо доставил кавказским товарищам и они могли бы руководствоваться им в своей повседневной работе. Ленин охотно согласился на это. На следующий же день курьер от него доставил мне письмо, которое он потом в моем присутствии попросил товарища Сталина исправить, где нужно, ибо сам автор не так уж сведущ в закавказских делах и легко мог допустить ошибки. Такова была скромность товарища Ленина, лишенного авторского самолюбия, которым болеют многие из нас, так называемых литераторов. Письмо это известно закавказским товарищам, оно своевременно было опубликовано в наших газетах[20].
19
А. Ф. Мясников в 1921 г. был назначен председателем Совнаркома и наркомом по военным делам Армянской ССР. Ред.