В начале 1918 года в одной из своих речей тов. Ленин рассказал, как, скрываясь от преследования со стороны Временного правительства, он встретился в Финляндии с одной старушкой. Она вошла в вагон, в котором ехал Владимир Ильич, присела и оживленно, взволнованно стала что-то рассказывать пассажирам. Ленин спросил, о чем она говорит. Сосед финн перевел ему: она говорит, что теперь не надо бояться человека с ружьем. Она собирала хворост в лесу, и к ней подошел вооруженный человек. Она испугалась и хотела бросить вязанку. Но человек с ружьем помог ей вязанку донести. Теперь не надо бояться человека с ружьем. (Привожу рассказ по памяти[256]..)
Людям труда не надо больше бояться вооруженных людей. Ленин нашел, что в это замечание укладывается весь смысл и все содержание переживаемого революционного переворота. И здесь сказалась отличительная черта его от общего переходить к частному, в индивидуально-человеческом видеть массовое. В статьях, в речах, в книгах, в практике это умение поймать, схватить мелочь и в этой мелочи найти, подметить отражение крупнейших черт эпохи, события, явления читатель найдет всегда и всюду. И кажется, когда Ленин выпытывает партийного работника и забрасывает его вопросами, иногда очень "мелочными", щурясь и наклоняясь к самому лицу, он ищет, собирает именно эти "мелочи", нужные ему для проверки широчайших обобщений. "Лучше меньше, да лучше" — это девиз Ленина. Отсюда его "оппортунизм", осторожность, способность лавировать и отступать, делать уступки. Но отсюда же и дар прозрения в будущее, которое он как-то должен видеть, осязать и чувствовать с совершенно сверхобычной ясностью и силой, ибо нельзя так безошибочно предвидеть будущее, не видя, не осязая его по-особенному. Ленин, несомненно, ясновидец, но грядущее он видит в деталях, в повседневности настоящего, в гуще жизни и борьбы. Поэтому-то Ленин покоряет, убеждает, подчиняет, захватывает даже таких людей, которые по строю мыслей своих и чувств чужды коммунизму и в достаточной мере зрелы и самостоятельны. Недаром Уэллс писал о своих беседах с Лениным: "Благодаря Ленину я понял, что, несмотря на Маркса, коммунизм может быть творческой, созидательной силой… Для меня было прямо отдыхом поговорить с этим необыкновенным маленьким человеком, открыто признающим всю громадную трудность и сложность задач, стоящих перед коммунизмом. Перед ним носятся видения нового мира, задуманного и построенного на новых началах и совершенно не похожего на старый" ("Россия во мгле"). Это очень хорошо: пред Лениным носятся видения нового мира, и это именно убеждает даже таких людей, как Уэллс. В этом же одна из тайн "диктаторства" Ленина.
"Одержимость", "фанатизм" Ленина по силе сказанного очень своеобразны: он сочетает холодную, абстрактную рассудочность с живым, конкретно-индивидуальным подходом, с тем, что Горький называет "огоньком почти женской нежности к человеку". Это горячее, полновесное чувство конкретного, "человеческого, слишком человеческого", скрытое под бесстрастной деятельностью ума, под деловым, практическим подходом, с покоряющей очевидностью обнаруживается и раскрывается в Ленине, в его отношениях к нашему большевистскому революционному подполью, к профессиональным революционерам, к этому особому типу людей, "взыскующих града". Сам профессиональный революционер и подпольщик, Ленин непроизвольно, без усилий окружает их подлинно родным, отцовским теплом, ощущаемым и воспринимаемым буквально как нечто физическое. Это испытывают не только подпольщики, но и многие другие, сталкивавшиеся с Лениным. Оттого он "Ильич", "свой человек", "наш" и т. д. Оттого он объединяет, спаивает, организует, дисциплинирует, направляет людей в единый коллектив, в стальную когорту, сковывает их в чугунно-бетонный, но живой массив. Думается, что Ленин устанавливает свои отношения к людям больше путем интуиции. Он не принадлежит к числу "справедливых", если под справедливостью здесь понимать исключительно рассудочное, холодное взвешенное отношение, со всеми за и против, то, что так ненавидел художник Толстой. Этим объясняются и ошибки тов. Ленина в его отдельных оценках, но здесь же и высшее обаяние его, и та высшая, конечная справедливость, в которой — и страсть, и глубокое проникновение, и живое ощущение сердцевины людей. Все это, вместе взятое, есть великий дар собирать вокруг себя людей и подбирать их не только "по духу", не только по идеологии, но еще и по каким-то иным, "нутряным", признакам, может быть самым важным, по крови, по склонностям, по всему чувственному и психическому укладу. Г. В. Плеханов как-то острил про Ленина, что он, подобно гоголевскому Осипу, старается подобрать и захватить с собой в дорогу что попало: кусочек бумаги, обрывок веревки: все пригодится. Это, конечно, неверно, но дыму, как говорится, без огня не бывает. Верно, что тов. Ленин умеет вести за собой людей, подчас весьма разношерстных, и факт тот, что Плеханов под конец жизни своей оказался на положении слишком разборчивой невесты, а о "неразборчивом" Ленине в глухих деревнях Индии говорят, по свидетельству Горького: "Вот Ленин — самый честный парень. Такого еще не было на свете".