— Подождите уезжать! Вот обо всем том, что вам надо предпринять, еще лучше расскажет Яков Михайлович.
"Еще лучше!"… А я был полон до краев советами и указаниями Ильича.
Владимир Ильич вызвал к телефону Я. М. Свердлова:
— У меня сейчас товарищ Волин — знаете, наш "орловский губернатор"… Он к вам сейчас зайдет. Информируйте его, пожалуйста, обо всем необходимом…
Вскоре я уже был у Я. М. Свердлова. Сидя на длинном старом кожаном диване, мы долго беседовали о насущных вопросах партийного и советского строительства тех дней.
Весной 1919 года Центральный Комитет партии направил меня в Брянск, и там я был избран секретарем губкома РКП (б).
В Брянском промышленном районе (Брянско-Мальцевский, как он тогда назывался) были свои трудности. Громадная часть кадровых рабочих ушла в Красную Армию. Украина была отрезана германскими оккупантами, и хлеба в рабочих городах и поселках почти не было. Здесь сильно орудовали эсеры и анархисты, пытавшиеся использовать трудности того времени. Положение иногда создавалось угрожающее. Но партийная организация была крепкая, в ней большой удельный вес составляли передовые рабочие. И поэтому нам под воздействием массового субботника, проведенного 10 мая 1919 года на Московско-Казанской железной дороге, удалось провести ряд удачных субботников как на железнодорожном узле, так и в самом Брянске.
Мы решили, что мне надо поехать к Владимиру Ильичу и подробно рассказать ему о положении в нашем районе, о тех успехах и трудностях, которые у нас имеются.
Приняв меня, Ленин стал расспрашивать о положении в районе и особенно горячо вникал во все подробности такого необычного, нового мероприятия, как субботники. Он настаивал, чтобы я написал небольшую популярную брошюру с документальными фотоиллюстрациями о трудовом героизме рабочих в тылу. Я обещал это сделать, но выполнить обещание не смог, ибо в середине лета был вызван в Москву и направлен представителем (инструктором) ЦК партии на агитационный пароход "Красная звезда", направлявшийся из Нижнего Новгорода по Волге (политкомом агитпарохода был В. М. Молотов).
Наша беседа в конце перешла на военные темы — о положении на фронтах. И тут Владимир Ильич говорит мне:
— Знаете что, это все лучше, точнее расскажет вам товарищ, только что вернувшийся с фронта. — Ленин знакомым уже движением поднимает телефонную трубку, вызывает этого товарища и говорит ему:
— У меня Волин из Брянска. Он к вам сейчас зайдет, расскажите ему, пожалуйста, о положении на фронтах.
Владимир Ильич никогда не считал свои советы и разъяснения исчерпывающими. Он хотел, чтобы товарищи, приехавшие с мест, были информированы, инструктированы всесторонне. И, как ни занят он был в те трудные годы, он не жалел ни усилий, ни времени, чтобы товарищу оказать максимальную помощь.
Ведь как нередко у нас бывает? Тебя примут, ты изложишь дело, тебе ответят на вопросы, разъяснят — и все! Нет, Владимир Ильич был не таков: он тебя примет, внимательно выслушает, он выудит из тебя все, что ему надо, подробнейше на все ответит и еще дополнительно лично устроит тебе встречу с тем, кто его может дополнить, осветить вопрос с новой стороны. Таков был Ленин!
Все сигналы о неблагополучии на местах удивительно быстро доходили до Ленина. Владимир Ильич помнил до мельчайших деталей то, что до него однажды дошло, и иногда долгое время спустя он возвращался к этому, предприняв, казалось, совершенно неожиданные решения.
В начале лета 1919 года на юге в борьбе с григорьевскими бандами погиб мой друг и товарищ — моя младшая сестра, активная большевичка. Горе семьи было очень велико, меня телеграфно просили срочно приехать, и я получил разрешение ЦК партии отлучиться из Брянска на несколько дней в Екатеринослав (нынешний Днепропетровск). На обратном пути уже с большими трудностями (наступал Деникин) я добрался до Харькова, который был тогда столицей Советской Украины.
Харьков меня крайне удивил, здесь не чувствовались напряженная военная обстановка, близость фронта, опасность наступления Деникина, не было тревоги за возможность провокации со стороны внутренней контрреволюции. Частная торговля благоденствовала, в кафе и ресторанах, которые были переполнены каким-то нахальным народом, гремела музыка, тротуары до поздней ночи кишели нет зависимого вида молодыми людьми. Я вошел в губком партии — никакой охраны, полная беспечность, не соответствующее обстоятельствам благодушие.
За то время, что я пробыл в губкоме, я узнал, что вся руководящая советско-партийная верхушка Харькова почти сплошь состоит из "децистов" (Сапронов — председатель губисполкома, Богуславский — секретарь губкома, Сосновский — редактор газеты, Рафаил — в губпрофсовете и т. д.), некоторые из них не скрывали своей неприязни к ЦК партии.