Инициатива ведомств по вопросам, имеющим актуальное значение, чрезвычайно поощрялась Владимиром Ильичем, однако он учил тому, что мы должны уметь приспособиться в своей работе к каждому данному периоду, часто ставя нас в тупик своими "крутыми поворотами" не только в больших вопросах политики, но и в нашей повседневной практической работе. Когда мы проводили трудовую повинность, то все повестки СТО на 3 Д были заняты одно время вопросами отдельных трудовых мобилизаций. Ильич особое внимание обращал на практическое проведение этой работы и неоднократно указывал нам в то время, что в тяжелых условиях, в которых мы тогда жили, вопрос правильного распределения и использования рабочей силы, наряду с распределением наших хлебных ресурсов, предопределяет наши возможности отбиваться от окружавших нас тогда со всех сторон врагов. Поэтому он был по отношению к Наркомтруду и Главкомтруду чрезвычайно требователен в отношении выполнения всех решений к сроку, следил за этим не только через доклады на заседаниях, но требовал личных сводок. Когда были затруднения с поездами, в связи со снежными заносами, в особенности когда это касалось провоза топлива и продовольствия, он сам не бывал спокоен и буквально жить не давал нам, требуя принятия экстренных мер, расследования и предания суду виновных. В Ильиче совмещалась эта высокая требовательность с чрезвычайно милым, глубоко товарищеским отношением к работникам. Каждый из нас это чувствовал. И, ожидая иногда с некоторым смущением и робостью очередную "трепку", все же мы с величайшим доверием шли к Ильичу, ибо знали, что его требовательность вытекает исключительно из служения делу; что вместе с тем он подбодрит нас в трудную минуту.
О "крутых поворотах" Ильича писалось и говорилось не раз. Мы пережили такой период в области трудовой повинности. Когда Владимиром Ильичем была провозглашена идея продналога взамен старой системы продразверстки как один из величайших моментов в деле "смычки", как поворот в отношении к крестьянству, то неизбежно напрашивалась мысль об изменении политики в области трудгужповинности в сторону перехода на трудгужналог. Однако ведомства, пользующиеся трудгужповинностью, в особенности ГУТ — по заготовке и перевозке топлива — и НКПС — по борьбе со снежными заносами, туго шли на новые изменения в этом направлении; НКТруд, который руководил этим (после слияния в начале 1921 г. с Главкомтрудом), поддавался частично этому влиянию. Тут опять понадобился нажим Ильича, чтобы сойти с этой точки и направить свою работу на новые рельсы. Так возникла идея о трудгужналоге, долженствующая дополнить продналог. Понятно, что творца идеи смычки крестьянства с рабочим классом практическое проведение идеи трудгужналога чрезвычайно интересовало. Мы довольно долго обсуждали вопрос о том, в размере скольких дней в году должен быть установлен этот налог. Ильич знал, что у крестьян иногда неправильно привлекали к повинности гужевую силу, что много было разных неправильностей в проведении трудовой повинности, и потому торопил с проведением нового декрета. Вопрос о количестве дней трудгужналога чрезвычайно занимал внимание Ильича. Были предложения — 24 дня, затем 12 дней в году. Ильич требовал ограничить его взимание только самыми насущными общегосударственными нуждами. Ильич все выпытывал, нельзя ли уложиться в меньшее количество дней и установить их в такое время, чтобы они не мешали полевым работам, давал задания Госплану и органам статистики произвести соответствующий расчет. В конце концов СНК остановился на минимальном количестве — 6 дней в году трудгужналога..
Во Владимире Ильиче нас часто удивляла та нечеловеческая работоспособность, которую он проявлял. После заседания Политбюро он без перерыва заседал в СТО, в комиссиях, в которых он лично часто принимал участие, затем вечером опять в СНК. Но часто после заседаний СНК или СТО у него опять бывали важные комиссии (в особенности по топливу и продовольствию), или, выходя из зала заседания, мы встречали в комнате ожидания группы крестьян или представителей восточных народностей, которые ждали конца заседания для беседы с Ильичем — по его назначению, конечно. Но и сидя в СНК и СТО за председательским столом, он успевал делать 2–3 дела: он просматривал последнюю книгу или журнал, которые ему посылались со всех концов России и из-за границы; он переписывался с присутствующими по ряду дел, давая им тут же различные поручения. Но это нисколько не ослабляло его внимания к происходившим вопросам, разбиравшимся на заседании. Насколько внимательно он следил за прениями, видно было из того, что он всегда в таких случаях вовремя ставил перед докладчиком ряд новых вопросов, вытекающих из сущности доклада, и умел улаживать трения между ведомствами, часто возникающие на заседаниях.