Тем не менее молодая Страна Советов переживала относительный мир.
28 апреля 1918 г. Владимир Ильич опубликовал свою статью "Очередные задачи Советской власти"[149], которая давала ключ к пониманию того, какие мысли руководили им при переходе от задач разрушения старого буржуазного аппарата угнетения трудящихся масс к задачам новым, к задачам управления государством и построения аппарата нового пролетарского государства.
В этой своей статье Владимир Ильич затрагивает следующие основные вопросы управления государством: соревнование, дисциплину труда, заработную плату, организацию труда, единоначалие и коллегиальность, отношение к старым специалистам.
Касаясь вопроса об отношении рабочего класса к старым специалистам, Владимир Ильич говорит о том, что некоторые из них, "звезды первой величины", хотели бы получать по 25 тыс. руб. в год, и продолжает: "Спрашивается, можно ли признать чрезмерным или непосильным для Советской республики расход пятидесяти или ста миллионов рублей в год на переорганизацию народного труда по последнему слову науки и техники? Конечно, нет"[150]. Стало быть, Владимир Ильич считал возможным сделать эту уступку старым упорствующим специалистам, купить их (как он выражался неоднократно), раз этим путем представляется возможность получить от них их знания, их умение организовать "народный труд".
Наряду с этим, однако, стоит вопрос о пролетарской дисциплине в производстве. Этот второй вопрос Владимир Ильич тесно связывал с первым не только в статье, но и в своих выступлениях, в беседах, в практической деятельности. Летом 1918 г. группа бывших капиталистов, владевших когда-то акционерным обществом Сормовских заводов, во главе с известным коммерсантом (и, к слову сказать, жуликом) Мещерским, предложила советскому правительству сдать им крупнейшие паровозо— и вагоностроительные заводы на внутреннюю концессию. Они принимали на себя задачу организовать производство на этих заводах, куда должны были войти Сормовский, Коломенский, Брянский, Выксунский и Кулебакский заводы. Владимир Ильич заинтересовался этим вопросом и созвал специальное совещание, на котором присутствовали, кроме него, Рыков, Томский, Шмидт, группа членов Центрального комитета союза металлистов и ряд других лиц, где был поставлен на обсуждение этот вопрос. Разумеется, в процессе обсуждения встал вопрос о падающей дисциплине на предприятиях, о том, что при той низкой производительности труда, какая наблюдалась тогда на этих важнейших для народнохозяйственной жизни заводах, невозможно будет добиться необходимого выпуска продукции. И так как рост производства упирался в этом конкретном случае почти целиком, или во всяком случае в весьма значительной части, в проблему дисциплины и производительности труда, то создавалось положение: либо производительность труда и заводская дисциплина будут подняты руками капиталистов, хотя бы и под государственным контролем, либо эта задача будет разрешена руками рабочего класса под руководством революционной партии пролетариата.
Владимир Ильич высказался против передачи этих заводов на "внутреннюю концессию", причем в своей речи он больше, чем все остальные, заострил вопрос именно на проблеме дисциплины труда и поднятия производительности труда. Для многих присутствовавших было ясно, что мы покупаем в данном случае (если бы концессия была сдана) опыт капиталистов. Однако для нас было неясно, в какой области должен применяться этот опыт и в чем заключается его конкретное содержание. Мы думали об их инженерных знаниях, об их коммерческих способностях, об их общем уменье управлять предприятием и т. д. Владимир Ильич с необычайной остротой поставил вопрос именно о дисциплине труда, причем он нашел в себе естественное мужество прибавить и такие слова, которые вряд ли кто из нас решился бы в те времена сказать. Заканчивая свою речь, он сказал:
— Рабочие должны поднять трудовую дисциплину; либо они это сделают, и тогда они победят, либо они этого не сделают, их разобьют, и тогда сотни тысяч из них будут расстреляны и, быть может, — прибавил Владимир Ильич, — история будет права.
Эти суровые слова показывали, как остро Владимир Ильич переживал напряженность того момента, когда, как он сам говорил, было "необыкновенно тяжелое, трудное и опасное положение в международном отношении"[151] и когда вопрос о дисциплине на фабриках и заводах действительно стоял ребром и являлся вопросом жизни и смерти революции.
На этом же заседании он спрашивал: