Леонарда
Лошадей, Руфина! Брату
Рай я привезу в карете.
Руфина
(Леонарде, тихо)
А тогда — два против двух!
Фелисьяно
Ангел Анхела! О, если б
Ты под этот кров явилась!
Леонарда
(в сторону)
Вы, Хуан, должник мой вечный!
Руфина
(в сторону)
Мне ж не ангела, Мартин,
Посылает бог, а беса!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
ПРОХОДНАЯ КОМНАТА В ДОМЕ ДОНА АНТОНЬО
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Дон Хуан, Мартин.
Мартин
То, что случилось с нами, лишь присниться
Во сне могло.
Дон Хуан
Нет, это явь, мой друг.
Мартин
Вот уж и небо золотит денница,
Цветами усыпающая луг…
Дон Хуан
Итак, в каморке этой, как в темнице,
Встречал я час, когда все спит вокруг
И ночь вперяет в мир свой взор совиный,
Привычный путь свершив до половины.
Я думал о сестре… Вдруг в тишине
Дверь скрипнула. Вошла твоя мулатка
И молвила, что Леонарда мне
Пробраться в спальню к ней велит украдкой,
Чтоб с нею поболтать наедине.
Пьян от надежды, дерзостной, но сладкой,
Я в темноту, Руфине вслед, побрел,
Схватясь рукою за ее подол.
И вот стою я в комнате богатой,
Которая озарена слегка
Одной свечой, чей отблеск желтоватый
Колеблется от вздохов ветерка.
Везде благоухают ароматы,
Парча сверкает и шуршат шелка.
«Настал блаженный миг!» — сказал себе я,
При этом все же несколько робея.
Тут шепчет мне рабыня: «Господин!
Что ж вы боитесь подойти к кровати?»
Я осмелел, откинул балдахин
И — как любовь порой слепа некстати! —
Прелестной, словно юный райский крин,
Красавице открыл свои объятья,
Но в них узрел — ей богу, я не вру! —
Не Леонарду, а свою сестру.
Она вскричала: «Ты нашелся все же!»
И, вновь ее обняв, увидел я,
Что с Анхелой хозяйка делит ложе,
Отворотясь, но вздохов не тая.
Тогда, — хоть сознаваться в том негоже,—
Почувствовал я, что сестра моя
Доставила бы радости мне больше,
В гостинице оставшись чуть подольше.
Когда устали мы с сестрой болтать,
Я у нее спросил: «Ответь, зазнайка:
Кто лечь тебе позволил на кровать
С той стороны, где спать должна хозяйка?»
Сестра в ответ: «Она сама, чтоб дать
С тобою мне поговорить. Вставай-ка
Да ложе обойди и перед ней
Сполна свою признательность излей».
«Нет! — Леонарда вскрикнула тревожно.—
Нет! Я боюсь… Не смейте подходить!»
И, с толку сбит боязнью этой ложной,
Утратил разом я и пыл и прыть.
Она же, словно я злодей безбожный,
Задумавший насилье совершить,
От страха напускного побелела,
Изобразив его довольно смело.
То издавая стон, то хохоча,
То прячась с головою, то небрежно
Приоткрывая шею, грудь, плеча,
Она рвалась и билась так мятежно,
Что недотрогу, время улуча,
Я попытался б урезонить нежно,
Когда б она рабу не позвала
И к ложу та свечу не поднесла.
Разбросив косы — волны в море страха,
В меня вперилась Леонарда вновь
И убедилась, — но уж не впотьмах, а
При свете, — что во мне кипит вся кровь.
Тогда плутовка, став алей шарлаха,
Хотя чиста была моя любовь
И я не помышлял о совращенье,
Под простыни нырнула в возмущенье.
Ловчей она ломалась, чем иной
Комедиант завзятый и отпетый.
К тому ж я знал, что брат ее родной
Домой не возвратится до рассвета,
Поэтому под сенью тьмы ночной
Я рад был задержаться в спальне этой…
О женщина! Коль в ход ты пустишь ложь,
То и судьбу вкруг пальца обведешь.
Я отошел к стене, встал у пилястра
И долго на постель глазел молчком.
Вдруг с ножки, что белее алебастра,
Упала наземь туфелька тайком…
Своею жизнью дон Хуан де Кастро
Тебе, мой друг Мартин, клянется в том,
Что нет во всей Севилье достославной
Ни туфельки такой, ни ножки равной!
Ниспосланный мне столь внезапно клад
Я поднял с полу и унес с собою,
Считая, что вознагражден стократ
Теперь за все лишения судьбою.
Когда сюда вернулся я назад,
Уже алело небо голубое,
И не во сне, а наяву со мной
Произошло все это, милый мой.