«Умеет себя подать, – подумал мистер Саттертуэйт, одобрительно глядя на нее. – Интересно, какова она на самом деле».
На этот раз он имел в виду не внешность миссис Дейкерс, а ее характер.
Говорила она с расстановкой, манерно растягивая слова:
– Мой дорогой, это было просто невероятно. Знаете, всегда существует нечто, по природе своей невозможное. Так вот, это было из разряда невозможного. Это было.., пронзительно.
«Пронзительно» – нынче очень модное словечко, – отметил про себя мистер Саттертуэйт. – У всех на языке это «пронзительно».
Сэр Чарлз, истово взбалтывая коктейли, разговаривал с Анджелой Сатклифф, высокой, красивой, с седыми волосами, дерзко очерченным ртом и прелестными глазами.
Фредди Дейкерс беседовал с Бартоломью Стренджем.
– Все знают, что со старым Ледисборном. Вся конюшня знает, – говорил он визгливым голосом.
Фредди Дейкерс был низенький, рыжий человечек, с красным, обветренным лицом и усами щеточкой. Глаза у него бегали.
Рядом с мистером Саттертуэйтом сидела мисс Уиллс, чья пьеса «Одностороннее движение» была признана лондонской публикой чуть ли не самой остроумной и смелой за последние несколько лет. Мисс Уиллс, высокая, худощавая, со скошенным подбородком и светлыми в мелких кудряшках волосами, носила пенсне и была одета в ужасающе бесформенное платье из зеленого шифона.
– Я посетила юг Франции, – говорила она высоким невыразительным голосом, – но, право, мне там совсем не понравилось. Я чувствовала себя страшно неуютно. Но, конечно, для моей работы такие поездки необходимы. – Должна же я знать, что творится на белом свете.
«Бедняжка, – думал мистер Саттертуэйт, слушая ее. – Успех свалился на нее, как снег на голову, и она покинула свою келью, то бишь пансион, где-нибудь в Борнмуте. Уж там-то ей наверняка все по душе».
Как не похожи авторы на свои творения! Мистер Саттертуэйт всегда этому изумлялся. Что общего у блестящего, утонченного и остроумного Энтони Эстора с бесцветной мисс Уиллс? И вдруг он заметил, что в блекло-голубых глазах за стеклами пенсне светится острый, явно незаурядный ум. Мистер Саттертуэйт почувствовал на себе оценивающий взгляд этих глаз и даже немного смутился. Казалось, мисс Уиллс внимательно рассматривает его, будто старается запомнить на всю жизнь.
Сэр Чарлз между тем разливал коктейли.
– Позвольте предложить вам коктейль, – сказал мистер Саттертуэйт, живо вскакивая со своего места. Мисс Уиллс заулыбалась.
– Не возражаю, – сказала она.
Дверь отворилась, и горничная Тампл доложила, что прибыли леди Мэри Литтон Гор, мистер и миссис Беббингтон и мисс Литтон Гор.
Мистер Саттертуэйт, снабдив мисс Уиллс коктейлем, ловко, бочком придвинулся поближе к леди Мэри Литтон Гор. Он, как известно, питал слабость к громким титулам.
Помимо того, что мистер Саттертуэйт был снобом, его всегда влекло к истинным аристократкам, а леди Мэри, бесспорно, была из их числа.
Оставшись вдовой с весьма скудными средствами и трехлетней дочерью на руках, она приехала в Лумаут и поселилась в небольшом коттедже, где и жила с тех самых пор. Из прислуги она держала лишь одну горничную, искренне ей преданную.
Леди Мэри была высокой и стройной женщиной и выглядела старше своих пятидесяти пяти лет. Выражение лица у нее было необыкновенно милое и немного застенчивое. Дочь она обожала и постоянно за нее тревожилась.
Гермиона Литтон Гор, которую все называли Мими, мало походила на мать. Во всяком случае, характер у нее был куда более решительный.
Пожалуй, красавицей ее не назовешь, думал мистер Саттертуэйт, но она, безусловно, весьма и весьма привлекательна. И причина тому – ее неуемная жизненная сила. Кажется, в ней больше жизни, чем во всех присутствующих здесь, вместе взятых.
Мими была среднего роста, с темными волосами и серыми глазами. Волосы тугими завитками падали на тонкую шею, светло-серые глаза глядели открыто и смело, изящно круглились нежные щеки, заразительно звучал смех – все создавало ощущение пленительной молодости и живости.
Она стояла, болтая с Оливером Мендерсом, который только что вошел в гостиную.
– Вот уж не думала, что прогулки на яхте тебе наскучат. Ты же всегда их любил.