магометане ж жили, главным образом, под английским и русским владычеством.
Император Вильгельм Второй в истории остался императором, больше которого никогда, никто, даже другие императоры, – никто не наговорил больше речей и глупостей. О его времени записано самими ж немцами, что-де –
«кто пишет историю глупостей германской политики со времени увольнения Бисмарка… тот, к сожалению, пишет историю германской политики»…
Но за императором находилась империя империалистов и находились купцы, империалиствующий капитализм, и, если император начал свою карьеру шутками с бурами и магометанами, то к началу века становилось уже известным, а к концу первого десятилетия было уже бесспорным, что германский купец и промышленник заполз во все углы земного шара всем, чем угодно, от запанок до пушек, от пуговиц до электрических печей и до дизель-моторов – даже в английскую Индию, даже в английские Австралию и Канаду, – даже в самою Англию на Боитанские острова, догонял и обгонял Англию – всем, не только зажигалками и дизелями, но даже качеством военных кораблей, которые – еще год, еще два, пять – могут помериться с корабельными силами «владычицы морей». Германия начинала оспаривать морское – а стало быть и всяческое – владычество Англии. Император изрекал очередные речи. Это никак не шло на пользу Германии. Это не было во вред англичанам. За речами императора Германская империя купцов и офицеров захватила все же земли в «чернокожей» Африке, – немцы построили крепость в Цзин-Дао, в «желтоликом» Китае, – в сердечной дружбе с Абдулом-Гамидом Тринадцатым немцы строили Багдадскую железную дорогу, зачеркивая русскую мечту о Дарданеллах, подбираясь к английской Индии…
Когда Вильгельм мешал англичанам в Капштадте, это нравилось Российской империи, и песня «Трансвааль» не запрещалась российской цензурою, – когда немцы обосновывались вокруг Айи-Софии, – это не нравилось Российской империи. Когда Вильгельм говорил о трехстах миллионах его магометанских друзей, – это нравилось французскому министру иностранных дел господину Делькассе, – когда Вильгельм приехал в Танжер и произнес там речь на тему о независимости марокканцев под властью марокканского султана, – это не понравилось французской республике и господин Теофиль Делькассе срочно подал в отставку.
Император Вильгельм изрек только один-единственный раз умную вещь, никак, впрочем, не подозревая этого, ибо он всего лишь собирался иронией свалить вину за мировую войну с себя на покойника, – он сказал по поводу английского короля и создателя «Антанты» Эдуарда Седьмого:
– «Мертвый, он все-таки сильнее меня!»…
И он, Вильгельм, был прав, – не только потому, что на самом деле мертвецы иной раз связывают живых, как капитализм – человечество. Англия не любит, чтобы из-под носа у нее что-либо воровали, она не любит покупать краденое, – она любит сама владеть тем, что может быть украдено… Император говорил речи к магометанам, – пускай, это не касается морей. Но император повел багдадскую железную дорогу, – это похоже на кражу Турции, а за нею Персии и, быть может, даже Индии?!
Англия со времени Наполеона Первого сторонилась европейских дел в морских своих и заморских заботах. Россия уже полтора века считала, что «англичанка гадит», – и сама гадила Англии по мере сил, в Китае, в Персии, на афганской границе. Франция со времен Наполеона считала Англию «исконным» врагом, не меньшим, чем Германию со дней Седана… Пусть так!.. Пусть, быть может, даже легче всего сговориться с племянником Вильгельмом, несмотря на его речи, – ведь у него сильнейшая сухопутная армия в Европе, – сговориться за счет России и Франции, не все ли равно, кто владеет Алжиром, Тунисом иль Украиной, если ими не владеет Англия?.. Но – «сегодня ты, а завтра я», – Франция никогда уже, после великого Наполеона, не поднимется, чтобы бороться с Англией, – Россия не успела еще обуть своих «мужиков» и запахать все свои земли… А Германия? – немецкие иголки и нитки пролезли не только в Китай и в Индию, но даже в Манчестер!..
И в туманные дни по осени 1903-го года – без речей, тихо, скромно, то ли на свидание с французским правительством, то ли для наслаждений парижскими ночами – в Париж приехал кинг Эдуард Седьмой. Речей не было, газетного шума не было, торжественности не было, – кинг побывал и уехал из туманного Парижа в не менее туманный Лондон. А с апрельского неба 904-го года над Европой – после столетнего безмолвия – прогремел во всех дипломатических канцеляриях гром возникновения «Антанты» – «Согласия» между Францией и Англией. Англия выигрывала от «Согласия» все, ликвидировав все свои старые обиды, которые были у нее за Англией, Франция приобретала громадные новые колонии в Марокко, в Сенегале, в Нигерии, на Мадагаскаре, – казалось бы, Англия не приобретала от «Согласия» почти ничего.
Вильгельм Второй и Николай Второй – двоюродные братья – состояли в друзьях, называли друг друга Вилли и Никки. Не со времен Наполеона, а со времен Екатерины Второй, Российская империя считала, что – «англичанка гадит» в Турции, в Персии, в Средней Азии, на Дальнем Востоке. В русско-японскую войну англичанка «гадила» Российской империи, действительно, вовсю. Кинг Эдуард Седьмой даже не ездил в туманный Санкт-Петербург, и Николай Второй не ездил в туманный Лондон. 31-го августа 1907-го года было подписано англо-русское «Соглашение». Российская империя, только что битая японцами и пережившая революцию, получала от «Соглашения» больше, чем могла б требовать от Англии даже в случае победоносной с Англией войны. Без единой капли крови Российская империя получала много больше, чем только что она потеряла на Дальнем Востоке. В полное свое обогащение она получала всю Северную Персию, две трети персидских земель, – и получала реальное право рассчитывать на Айю-Софию. Казалось бы, Англия не получала от «Соглашения» почти ничего…
Первый английский морской лорд адмирал Фишер в 1908-м году предлагал английскому кабинету министров – внезапно, без объявления войны, тайком – напасть на германский военный флот во время его маневров на Северном море и отправить германский военный флот целиком и полностью, с людьми и пушками, на морское дно. Эдуард Седьмой не любил речей, он сказал негромко морскому лорду:
– Не время. Погодим. Пусть Вильгельм еще наговорит речей и нападет на нас. Мы за мир и цивилизацию…
Кинг Эдуард Седьмой умер до мировой войны, – в сознании, что дело сделано. Вильгельм был прав, когда сказал о кинге Эдуарде:
– «Мертвый, он все-таки сильнее меня!»
Нигде не было сказано, что первый враг Английской империи – империя Германская, что первый враг Германской империи – империя Английская.
Весной 1912-го года Российская империя расстреливала рабочих на Ленских приисках, в России поднималась новая волна рабочих протестов, – в начале лета 1914-го года петербургские рабочие строили баррикады, на петербургских окраинах, над империей задули ветры Пятого года. Весной 1914-го года в Английском соединенном королевстве – в Ирландии – вспыхнуло восстание, а стачки шахтеров тянулись еще с 1912-го года. Франция только что «покорила» Марокко, в Марокко и Тунисе не утихали противофранцузские восстания… Германский стратег Шлиффен давно уже разработал детальнейший и достовернейший план непременной военной победы – над всею Европой в первую очередь, над всем миром в окончательном результате, – план считался точным, как часы, по плану в первую очередь полагалось бить французов и идти во Францию через Бельгию…
В июне 1914-го года английская эскадра плавала с визитом в Кронштадт и на обратном пути заплыла с визитом к немцам в Киль, отпраздновать вместе с немцами постройку Кильского канала. Вильгельм приехал в Киль, чтобы самолично приласкать англичан и сказать очередную речь. В Российскую империю отправился на свидание с российским императором – также водным путем – французский президент Пуанкаре. Лето дышало зноем и миром, оружейные заводы работали круглые сутки…
В самый разгар кильских сердечных торжеств и банкетов, не успев сказать речи, Вильгельм срочно возвратился в Берлин: в Сараево, в Боснии серб Таврило Принцип убил австрийского престолонаследника эрцгерцога Франца-Фердинанда и его жену, – убил в жесточайшей ненависти сербов к столетним их поработителям, – и убил, к слову сказать, не того, кого следовало бы убивать Тавриле Принципу по его принципам, ибо Франц-Фердинанд, не ладя с отцом Иосифом, намеревался, вступив на престол, реконструировать «лоскутную» Австро-Венгерскую империю в федерацию. Впрочем, о Франце-Фердинанде никто не плакал. Вильгельм вернулся в Берлин. Вильгельм собрался было поехать в Вену на похороны родственника, но его предупредили, что сербские стрелки могут оказаться и в Вене. Вильгельм негодовал и в Вену не поехал. Германия «негодовала», – гораздо больше, чем Австрия. Никакой речи об Англии, конечно, не было, – «негодовали» на Сербию. Когда Широки, германский посол при венском дворе, донес императору Вильгельму, что-де, мол, граф Берхтольд, австрийский министр иностранных дел, считает нужным «выпороть» сербов, а графы Тисса и Конрад осторожничают, так как на защиту Сербии – по дороге к Дарданеллам – неминуемо выступит Россия, – и что-де он, немецкий посол в Вене Ширски, советовал Берхтольду взвесить обстоятельства, – император Вильгельм написал на полях посольского донесения: