И, низко поклонившись донне Эмилии, он направился к двери.
— Бедное дитя! — тихо произнесла она, провожая его взглядом.
Когда он подошел к самой двери, она окликнула его.
— Я забыла, — сказала она. — Постарайтесь передать отцу Сандовалю, что я была бы рада поговорить с ним сегодня вечером, после вечерни!
— Я передам ему ваше желание. Других приказаний не будет?
— Нет, идите!
Молодой человек опять поклонился и вышел.
Едва успела закрыться за ним дверь, как Диана выбежала из спальни и бросилась к донне Эмилии.
— Что это значит? — спросила та. — Зачем ты вернулась без зова?
— О, мама! простите, но я слишком страдала.
Донна Эмилия отошла и заглянула в лицо дочери.
— Что это значит, сеньорита? — сказала она строго. — На что ты намекаешь?
Девушка спрятала голову на ее груди и залилась слезами.
— Диана! Диана! — сказала донна Эмилия с невыразимой грустью, прижимая ее к себе. — Ты готовишь нам обеим много горя.
— Мама! — пробормотала та с рыданием.
— Молчи, — остановила ее донна Эмилия, — не прибавляй ни слова, оно может причинить непоправимое несчастье. Я ничего не знаю и ничего не хочу знать. Перестань плакать и сядь со мной!
— Хорошо, мама! — отвечала дочь сдавленным голосом.
— Диана! — сказала донна Эмилия через минуту. Вспомни, что мы должны отомстить индейцам, так как они навлекли на нас много бед.
Эти слова произнесены были тоном, не допускающим возражения. Девушка затрепетала и опустила голову, не имея сил отвечать.
Мать посмотрела на нее с жалостью и любовью и, указывая на статую св. Девы, сказала:
— Молись той, которая выпила до дна горькую чашу страданий. Молись, дитя мое! Она сжалится над тобой и даст силы перенести горе.
Девушка медленно поднялась и направилась к капелле. Благоговейно преклонив колени перед статуей, она стала усердно молиться, а потом ушла в спальню.
Вечером донна Эмилия имела довольно продолжительный разговор с отцом Пелажио. Этот разговор, не приводимый нами, успокоительно подействовал на жену владельца гасиенды. Перед сном она с материнской нежностью поцеловала бледный лоб дочери, проговорив вполголоса:
— Надейся!
Девушка затрепетала во сне, и неопределенная улыбка показалась на ее розовых губах.
Глава XV
ВЫЛАЗКА
Во всей испанской Америке вследствие страшной дневной жары вошло в привычку, по нашему мнению, очень мудрую, путешествовать только утром и вечером, т. е. с восходом солнца — часов до одиннадцати с половиной и с пяти часов вечера — до полночи. В такое время путешествия совершаются с меньшей усталостью как для людей, так и для животных.
К десяти часам вечера кроме бивачных огней пеонов, расположенных в саду и на дворе, все погасло вокруг гасиенды. Глубокая тишина охватила это жилище, где, однако, находилось более тысячи человек, а вокруг еще больше.
Все спали, за исключением нескольких неподвижных часовых, черные силуэты которых вырисовывались при трепетном свете луны.
Спокойствие звездной ночи нарушалось только неясным рокотом, который даже в пустыне не угасает совершенно: это постоянно движущаяся волна жизни.
Иногда отдаленное рычание или полузаглушенное расстоянием тявканье показывало, что дикие звери вышли из своих бесчисленных берлог и блуждали по лесу в поисках пищи.
Вдруг с той стороны, где стены крепости были наиболее высоки и отвесно возвышались над бездной, полуоткрылась осторожно и без всякого шума дверь.
По своему положению над пропастью эта дверь не была на виду У часовых, и три личности, проскользнувшие из нее одна за другой, не рисковали быть замеченными.
Эти личности, по-видимому, хорошо знавшие опасный путь, который был избран ими, старательно закрыли за собой дверь и, цепляясь за встречавшиеся неровности, как будто нарочно сделанные для облегчения спуска, углубились в пропасть, иногда только останавливаясь, чтобы перевести дыхание или бросить пытливый взгляд кругом.
Спуск был долог, потому что он происходил не по прямой линии, а сильно отклонялся влево. Наконец, отважные авантюристы достигли благополучно дна пропасти и могли отдохнуть несколько минут на берегу ручья, тихо катившегося у их ног.
Почти против того места, где храбрые путешественники достигли дна бездны, открывалось зияющее отверстие естественной пещеры. Бросив последний взгляд наверх и убедившись, что никто не заметил их выхода и что прежняя тишина царила в гасиенде, они скрылись в гроте.
Тогда человек, шедший последним, снял с себя плащ и в виде занавески повесил его перед входом в то время, как один из его товарищей вынул огниво и зажег факел из ocote, запас которого в глубине пещеры был велик.