Сумах с мало убежденным видом покачал головой. Очевидно, несмотря на объяснения генерала и его обещания, предложенная миссия не совсем ему нравилась. Однако, после минутного раздумья он решительно поднялся, несколько раз тряхнул головой, как бы желая отвязаться от какой-то назойливой мысли, и произнес:
— Ну, сумасброды всегда остаются таковыми. С помощью бога, к черту страх! Испанцы, я полагаю, не опасней тигров, с которыми мне приходилось не раз иметь дело. Я принимаю ваше предложение, когда надо выехать?
— Завтра, вместе с графом. Он проводит вас к испанскому генералу.
— Хорошо, это дело решенное!
— Теперь сообщите дону Орелио свое имя, чтобы патент на звание полковника и верительная грамота были немедленно изготовлены.
— Хорошо. Меня зовут Оливье Клари. — сказал Сумах. — На этот раз я говорю свое настоящее имя, так как думаю увидеть смерть довольно близко. Родился я в Канаде и от роду имею тридцать два года. Достаточно этого? Желаете вы дальнейших сведений?
— Нет, сеньор Оливье, этого вполне достаточно. Я оставлю вас теперь на несколько минут, чтобы покончить с графом.
— Действуйте, действуйте, генерал! Я полагаюсь на ваше обещание.
— Будьте покойны!
И отец Пелажио вышел.
Все союзники сейчас же окружили канадца и стали горячо благодарить его за преданность их делу и превозносить его мужество.
Канадец пожал плечами и молча отвернулся, получив патент, верительные грамоты и деньги. Все это он тщательно спрятал в пояс и, пригласив Лунного Света, вышел с ним из залы.
Мы видели, каким образом отец Пелажио получил согласие графа проводить посла. Не будем возвращаться к этому, а только упомянем, что священник поспешил уведомить канадца об удаче и предупредить его, что отъезд назначен на следующее утро.
— Вы знаете, — сказал он с улыбкой, — что посол должен иметь глаза и уши. Я надеюсь, что вы узнаете все, что полезно нам знать.
— Хорошо! хорошо! Оставьте меня. Я хочу доказать Гашупонам, что не одни Годосы хитры и что канадцы происходят от Норманнов.
Отец Пелажио пожелал ему успеха и вышел.
Оба канадца зашли в самую глубину сада, где их никто не мог слышать, и сели рядом на землю.
— Друг мой, Лунный Свет, — сказал канадец, — я хочу попросить вас об одной услуге.
— Говорите, Оливье. Вы знаете, что для вас я готов сделать все!
— Непонятно, как мог я принять это дьявольское предложение, где девяносто девять шансов из ста за то, что я поплачусь своей шкурой. Но дело сделано. Выслушайте меня: на время своего отсутствия я поручаю вам своих людей. Они будут повиноваться вам, как мне.
Лунный Свет сделал утвердительный жест.
— Теперь, — продолжал Оливье, — возьмите этот пояс. В нем спрятано золото, полученное мною сейчас, и прежние сбережения.
— Что же мне с ним делать?
— Если я буду убит Годосами, то они не воспользуются, по крайней мере, моими деньгами. Вы оставите себе какую хотите сумму, а остальное передайте моей старухе матери.
— Я отошлю ей все. Мне не нужно денег, а если эти разбойники испанцы убьют вас, я им отомщу.
— Правда, тогда вы отошлите все. Больше ничего, благодарю!
— Не за что, вашу просьбу так легко исполнить.
— Да, да, конечно. Но кто знает, как повернутся дела?
— Гм! до сих пор мы не имеем причин жаловаться.
— Действительно, все нам удавалось. Не возбудив ни малейшего подозрения, мы почти достигли желанной цели, но конец еще не настал.
— Ба! Он придет, не беспокойтесь, Сумах! Наши намерения очень достойны: оказать услугу людям, которым мы не только обязаны ничем, но которых даже не знаем! — ведь это что-нибудь значит!
— Правда, ну да с божьей помощью! Еще слово!
— Говорите.
— Доверяете вы этому мрачному мажордому? Мне почему-то он внушает непреодолимое отвращение.
— Я буду за ним наблюдать, не бойтесь.
— Хорошо, а теперь пойдем обедать!
Они поднялись и вернулись, спокойные и беспечные, как будто не произошло ничего особенного.
После обеда канадец созвал своих товарищей и назначил им в качестве временного предводителя Лунного Света. Потом, покончив со всеми делами, он завернулся в плащ, лег на землю и почти тотчас же заснул.
Глава XIII
ДОН МЕЛЬХИОР ДИАС
Не раз уже имя дона Мельхиора Диаса упоминалось нами. Читатель видел уже его, хотя мы до сих пор не объяснили, ни кто он такой, ни как он достиг своего положения в доме Сальдибара.
Настало время раскрыть обстоятельства, при которых это произошло.
Когда Сотавенто привел к дону Аннибалу де Сальдибару ребенка, спасенного во время всеобщего избиения индейского племени, он умолчал о том, что этот ребенок был доверен ему белым охотником вместе с кошельком золота. При этом охотник сказал: «Это дитя белых родителей. Придет день, когда оно займет подобающее ему место. Скажи дону Аннибалу, чтобы он берег его».
Сотавенто понял, что тут скрывается тайна и, надеясь в будущем извлечь из нее пользу, хранил в тайне слова охотника. Своему господину он представил дело в таком свете, что тот не обратил на него особенного внимания.
Ребенок был принят доном Аннибалом и воспитывался в его семье. В первые годы владелец гасиенды мало интересовался им и считал скорее слугой, чем истинным членом своего семейства.
Дон Орелио, рассказав своим спутникам причину сумасшествия донны Эмилии и его последствия, мог сообщить только известное всем. Но в интимном семейном кругу хранилась тайна, которой не знал даже дон Орелио.
Дело было вот в чем.
Донна Эмилия не выздоровела. Болезнь не поддавалась лечению, она приобрела только периодический характер. Во время таких периодов безумия всякие противоречия были гибельны для больной.
Мы уже упоминали, что дон Аннибал обожал свою жену. Несколько раз пытался он ее успокоить и удержать от поездок из гасиенды, но при одной только мысли потерять свободу с донной Эмилией делались страшные припадки, так что дон Аннибал принужден был уступить.
В период болезни донна Эмилия превращалась в львицу. Ею овладевала тогда одна мысль: преследовать и безжалостно истреблять индейцев. Странная аномалия человеческого сердца, особенно сердца мягкой и робкой женщины, боявшейся одного вида крови!
По приказанию врача донну Эмилию не разлучали с дочерью. Она передала последней свою ненависть к краснокожим и, без труда овладев ее мыслями, достигла если не полного сочувствия, то, по крайней мере, совершенного повиновения.
Мельхиор, случайно попавший в гасиенду, инстинктивно привязался к донне Диане, как к беспомощному страдающему существу.
Донна Диана, со своей стороны, чувствовала жалость к бедному сироте. Эта взаимная симпатия разрослась в дружбу, все крепнувшую с годами.
Дон Аннибал и донна Эмилия радовались этому сближению, хотя и по разным причинам.
Дон Аннибал, не желавший ограничивать поступки жены, но сильно беспокоившийся за нее, видел в подрастающем юноше ее защитника и охранителя. Донна Эмилия видела в нем сообщника и помощника в деле мщения.
Результатом этого явилось заботливое воспитание ребенка и причисление его к членам семьи.
Поспешим заявить, что Мельхиор Диас во всех отношениях был достойным молодым человеком. Он был умен, добр и обладал твердой волей.
Ребенок, превратившийся в мужчину, явился другом донны Эмилии и участником всех ее похождений.
Дон Аннибал почувствовал себя значительно спокойнее и легче переносил отлучки жены.
Но вот произошло то, чего ни донна Эмилия, ни дон Аннибал не ожидали. Молодые люди, воспитанные вместе и привыкшие обмениваться самыми сокровенными мыслями, незаметно полюбили друг друга.
Любовь двух молодых неопытных и чистых сердец глубока и, как громовый удар, неудержима.
Это оправдалось и в настоящем случае.
Молодые люди не старались сдержать своего чувства, а, напротив, совершенно предались ему с полной доверчивостью, свойственной одной только невинности и делающей любовь божественным чувством.