— Ну! — сказал он. — Я не ошибся в графе. Это решительно милейший человек.
Обед был довольно печален. Графини не было, она извинилась перед охотником.
После обеда граф повторил своему гостю, что на следующий день не имеет возможности сопровождать его, а даст вместо себя надежного проводника. Он вручил ему рекомендательное письмо к правителю и, обещав присоединиться к нему через день, простился и ушел.
Прежний молчаливый слуга отвел канадца в его комнату и удалился, пожелав доброй ночи.
Утомленный праздностью, Оливье бросился на деревянную койку, обтянутую воловьей кожей, заменяющую у мексиканцев кровать, закрыл глаза и скоро заснул.
На восходе солнца он проснулся. В ту же минуту слуга вошел к нему в комнату и объявил, что все готово к отъезду, ждут только его.
Оливье хотел проститься с хозяевами дома, но ему отвечали, что они никого не принимают. Тогда он последовал за своим проводником.
Последний, пройдя несколько дворов, повел его не той дорогой, которой охотник прибыл в гасиенду, а вышел на сторону, противоположную той, откуда охотник вошел.
Переправившись через висячий мост, канадец хотел проститься со своим проводником, но тот заявил, что будет сопровождать его до лошадей. Они вместе спустились с холма не менее трудным путем, чем накануне. Эта дорога также вела к парому.
На противоположном берегу реки охотника ждали трое всадников, вооруженных длинными копьями. Один из них держал лошадь.
Во главе их канадец с немалым удовольствием узнал Диего Лопеса, который был для него знакомым.
Диего Лопес приблизился к ним, когда они очутились на берегу реки.
— Вот он! — сказал пеон.
— Хорошо! — лаконично ответил Диего Лопес.
— Вы знаете, что надо делать?
— Знаю.
— Тогда прощайте!
И повернувшись к охотнику, только что успевшему сесть в седло, он сказал насмешливым тоном, который в высшей степени не понравился канадцу:
— Добрый путь, сеньор иностранец!
Сделав прощальный жест, пеон вошел на паром и тотчас отчалил.
— Едем, сеньор? — спросил Диего Лопес охотника.
— Как хотите! — отвечал тот, приблизившись.
Они полетели галопом.
Довольно долго молчание не прерывалось. Наконец, скучавший охотник спросил:
— Далеко до Леон-Викарио?
— Нет! — отвечал Диего Лопес.
— Гм! Вы не болтун, друг! — заметил канадец.
— Для чего болтать, когда не о чем говорить, особенно с еретиком!
— Еретик?! — вскричал канадец. — Черт возьми, если это правда!
— Разве вы не англичанин?
— Я? Менее всего на свете.
— Все иностранцы — англичане! — сказал безапелляционно Диего Лопес.
— Вот, вот, вот! Это довольно любопытно.
— А все англичане — еретики! — продолжал невозмутимо пеон.
— Ну, друг мой, узнайте, если вам это может быть приятно, что, во-первых, я не англичанин, а канадец — это не одно и то же, — во-вторых, я не только не еретик, но, надеюсь, такой же добрый католик, как и вы.
— Вы правду говорите? — спросил Диего Лопес, придвигаясь к охотнику.
— Зачем мне лгать?
— Ну почему же вы не сказали этого графу?
— Чего?
— Что вы католик.
— По очень простой причине: он меня не спрашивал об этом.
— Правда, но все равно — несчастье.
— Почему же?
— Потому что вы могли бы присутствовать при годичной службе.
— Какой годичной службе?
— Той, которая отправляется в гасиенде в память смерти брата графа, который изменнически был убит краснокожими.
— Я действительно сожалею, что не знал этого раньше. Я счел бы долгом присутствовать при этой службе. Теперь, чтобы вы не имели задней мысли против меня, — сказал он, вынимая маленький серебряный крест, который он носил на стальной цепочке на груди, — посмотрите сюда: еретическая ли это вещь?
— Хорошо! — сказал пеон с довольным видом. — Я вижу, что вы бравый человек, а не собака-англичанин. Любите ли вы англичан?
— Я их терпеть не могу.
— Наши священники говорят, что они все будут осуждены.
— Надеюсь! — сказал, смеясь, канадец.
— Так будет хорошо: это — gringos.
— Итак, мы друзья?
— Да! Чтобы доказать это, я, если позволите, дам вам совет.
— Дайте, совет всегда полезен!
— Необходимо ли вам сейчас же по приезде представиться правителю?
— Да.
— Жаль.
— Почему?
— Э! — сказал Диего Лопес, посмотрев на него с некоторой нерешительностью. — Вы знаете, каким именем окрестил народ правителя?
— Честное слово, нет, не знаю. Но все равно, скажите это имя, так приятно будет его узнать.
— Хорошо! Его называют Людоедом.
— Гм! Скверное имя, особенно если оно оправдано.
— О, да! Оно оправдано! — сказал пеон с невольным содроганием.
Охотник минуту раздумывал.
— Черт! — пробормотал он. — В какую западню я залез!
Потом он сказал громко:
— Какой же совет хотели вы мне дать?
— Вы будете молчать?
— Как рыба!
— Хорошо! Несмотря на письмо моего господина, подождите представляться правителю, пока граф не присоединится к вам.
— Черт возьми! Вы, значит, подозреваете, что меня ожидает какая-то опасность?
— Страшная!
— Черт возьми, это неутешительно!
— Я вас провожу к моему кузену, вы скроетесь у него до завтра, когда приедет мой господин.
— Друг мой, — серьезно ответил Оливье, — благодарю за совет, я вижу, что он от чистого сердца. К несчастью, мне невозможно им воспользоваться: мне нужно немедленно видеть правителя, несмотря на опасность. Но как предупрежденный человек я приму свои меры предосторожности, не беспокойтесь… Но вот и город, кажется.
— Да, — сказал пеон.
— Я буду очень обязан, если вы проведете меня прямо ко дворцу правителя! — сказал канадец.
Диего Лопес с минуту удивленно смотрел на него, потом несколько раз кивнул головой.
— Хорошо! Если вы хотите, я провожу вас туда, — сказал он.
Глава XXI
ЛЕОН-ВИКАРИО
Эль Салтилло, называемый также Леон-Викарио, расположен километров на 700 к северу от Мехико, в центре прекрасной, хорошо возделанной равнины. Этот город, теперь богатый и обладающий более чем двадцатитысячным населением, был весьма известен уже в эпоху испанского владычества и пользовался славой благодаря своему здоровому климату.
Мы не будем говорить о теперешнем Салтилло, а постараемся дать понятие об этом городе в ту эпоху, когда происходила наша история.
Как все города, основанные испанцами, он изобиловал церквами, некоторые из которых были очень красивы и богаты. Его улицы были широкие и чистые, а дома — каменные, что довольно редко в Мексике, где люди всегда находятся под страхом землетрясения.
Благодаря многочисленным источникам, бьющим из почвы на большей части улиц, земля, без этого сухая и бесплодная, считалась плодородной. Салтилло был тогда главным пунктом торговли испанцев с краснокожими, которые выменивали здесь необходимые для себя вещи.
Население города разделялось на два класса: испанцев или, вернее, так называемых испанцев, так как большинство из них едва имело восьмую долю европейской крови, а также индейцев Flascaltegues, действительно умных и трудолюбивых обитателей города…
После полудня в городе началось шествие при звуках труб, установленных по обоим сторонам образа Св. Девы. Когда шествие кончилось, образ вернулся в собор.
Тотчас после этого открылась ярмарка со сластями и печеньем, с играми на открытом воздухе, которая должна была продолжиться восемь дней.
Правитель, живший обыкновенно в Когагуиле, столице интендантства, прибыл в Салтилло, чтобы присутствовать на этом оригинальном празднике, славившемся по всей стране и привлекавшем массу иностранцев.
Путешественники въехали в город часа два спустя после открытия ярмарки и очутились вдруг среди толпы гуляющих, запрудивших улицы и прервавших в иных местах движение.