— Вот дорога, дети! — вскричал генерал, — вперед! вперед!
— Вперед! — повторили солдаты.
Все бросились к баррикаде. Вдруг открылась замаскированная батарея, и вихрь смерти пробежал по рядам испанцев. Четыре пушки, заряженные картечью, грянули разом, уничтожая целые линии всадников и проводя кровавую борозду по всей колонне.
Две трети этой великолепной испанской кавалерии погибло.
Генерал принудил свою лошадь чудовищным усилием вскочить на верх баррикады.
— Вперед! — кричал он, размахивая своей шпагой над головой и вонзая шпоры в бока своего коня.
Животное сделало последнее усилие и мертвое скатилось в середину мексиканцев. Тогда Карденас поднялся со шпагой в руке.
— Сдавайтесь! Сдавайтесь! — кричала толпа мексиканцев, бросаясь к нему.
— Разве испанский генерал сдастся когда-нибудь? — сказал он с улыбкой презрения и, сделав страшный размах своим грозным клинком, устранил тех, кто поспешил приблизиться к нему.
— Остановитесь! Остановитесь! — вскричал Оливье Клари, выступая вперед. — Это бравый солдат. Подарим ему благородную смерть! Ко мне, генерал!
— Благодарю, сеньор, — отвечал генерал с улыбкой, — я не ожидал меньшей учтивости с вашей стороны!
— Я предлагаю честное сражение, — сказал охотник. — Назад, сеньоры!
— Нет! нет! — вдруг вскричал один человек, стремительно подбегая, — вы — иностранец, сеньор дон Оливье, позвольте мне разрешить этот спор.
Охотник повернулся и узнал дона Аннибала де Сальдибара.
— Хорошо, — сказал он, опуская шпагу, — уступаю вам свое место!
— Соглашаетесь ли вы стать моим противником, генерал? — спросил владелец гасиенды.
— Не все ли равно, с кем я должен сражаться, сеньор! — надменно отвечал тот.
— Тогда защищайтесь!
— Защищайтесь!
Обе шпаги скрестились с зловещим шумом. Было что-то величественное и рыцарское в этом поединке среди битвы. Впрочем, противники не боялись, что им помешают. Мексиканцы внезапно остановились, а испанцы, прореженные картечью и обескураженные гибелью их вождя, сражались беспорядочно и нестройно, скорее из желания дорого продать свою жизнь, чем из надежды победить.
Дон Аннибал и генерал Карденас ожесточенно состязались, а канадец и другие офицеры наблюдали за ними в некотором отдалении.
Генерал прекрасно владел оружием, но, утомленный волнениями этого дня и приведенный в уныние вероятным разгромом своих солдат, не мог владеть достаточно собой, чтобы устоять против такого противника, как дон Аннибал. Через несколько секунд он упал с проколотой насквозь грудью.
К нему подошли, чтобы оказать помощь.
Генерал попытался подняться. В последний раз он потряс с угрожающим видом своей шпагой и, подняв к небу глаза, уже затуманенные агонией, вскричал «Да здравствует Испания», после чего упал назад.
Он умер, как настоящий солдат, с оружием в руке. Битва была выиграна. Из пяти тысяч человек, составлявших испанское войско, едва уцелело полторы тысячи. Мексиканцы победили не только благодаря силе этой позиции и безумию врагов, но также благодаря своей ловкости и мужеству. А, может быть, такова была воля бога, который в своей всемогущей мудрости назначил этот день последним днем испанского владычества в Мексике.
Глава XLII
ПРЕСЛЕДОВАНИЕ
Наступил следующий за битвой день. Было около двух часов пополудни. Около двадцати человек расположились на поляне, удаленной от Рио-Гранде-дель-Норте на десять-двенадцать миль, не более. Трое или четверо из них были одеты в костюм мексиканских охотников, другие казались лесными бродягами.
Большая часть их спала на траве у подножия деревьев, положив голову в тень, а ноги на солнце. Спутанные и готовые в путь лошади жевали маис, разложенный перед ними на шерстяных одеялах. Несколько часовых, опираясь на ружья, заботились об общей безопасности.
Немного в стороне держалась группа из четырех-пяти всадников, сидевших на бычьих шкурах. Это были хорошо знакомые граф Мельгоза, дон Аннибал де Сальднбар, дон Орелио Гутиеррец и канадец Лунный Свет.
Дон Аннибал, положив локти на колени и опустив голову на руки, казалось, был в глубоком горе. Граф печально смотрел на него. Канадец равнодушно курил свою индейскую трубку, бросая по временам сочувственный взгляд на владельца гасиенды. Что касается дона Орелио, то, небрежно прислонившись к стволу сумаха, скрестив на груди руки и вытянув ноги, он зевал, рискуя свернуть себе челюсти.
Теперь мы объясним читателю, каким образом эти лица очутились в таком удаленном месте. Для этого надо сделать несколько шагов назад и вернуться в ущелье, где только что решилась судьба Мексики.
Первые моменты после победы всегда полны для победителей радости и неистовства. Порядок и дисциплина отсутствуют. Люди обнимаются, поздравляют друг друга, бегают туда и сюда, смеются, поют, забывая все опасности и печальные обстоятельства борьбы. Потом, когда умы начинают успокаиваться, разум одерживает верх, приходят размышления и кровавые эпизоды битвы являются во всем их ужасе.
Генерал дон Пелажио Сандоваль, даровав прощение побежденным, обезоружил их и немедленно распорядился о перевозке раненых и погребении мертвых.
Из всех испанских солдат, вошедших в ущелье, ни одному не удалось бежать и сообщить в Когагуилу весть об этом страшном поражении. Мексиканцы потеряли сравнительно мало, хотя все-таки и их потери были значительными.
Мексиканский генерал хотел остановиться на поле битвы, и его войска расположились на равнине перед ущельем.
Было около девяти часов вечера. Бивачные огни образовали блестящий ореол вокруг лагеря. Солдаты пели и смеялись, передавая друг другу подробности битвы.
Генерал, удалившись в хижину из листьев, устроенную для него и увешанную внутри, благодаря стараниям солдат, знаменами, взятыми у неприятеля, беседовал с Оливье Клари. Канадец только что окончил рассказ, сильно волновавший его собеседника. Лицо последнего было бледно, брови нахмурены, и горячая слеза дрожала на ресницах.
— Бедный дон Аннибал, — сказал он, проводя рукой по глазам, — какое ужасное несчастье! Этот последний удар страшнее всех. Он не вынесет его!
— Тотчас после битвы, — продолжал охотник, — граф Мельгоза, который, как вы знаете, не принимал никакого участия в сражении и постоянно находился в арьергарде, пошел разыскивать его на баррикаду, где он так мужественно бился.
— Я это знаю. Он собственной рукой убил генерала Карденаса. Хорошо, что так случилось. Этот человек возбудил против себя столько ненависти, что если бы остался в живых, я, может быть, оказался бы не в силах спасти его, несмотря на свое горячее желание.
Минута для такого сообщения, какое хотел сделать граф дону Аннибалу, выбрана была удачно. Возбужденный битвой, опьяненный запахом пороха, он перенес это несчастье с большей выносливостью, чем можно было надеяться. Однако, удар был ужасен. Одну минуту опасались за его жизнь. Он катался по земле, как вырванный ураганом дуб, в течение нескольких минут бился в ужасных конвульсиях и едва не сошел с ума. К счастью, сама интенсивность кризиса спасла его. Он пришел в себя, поблагодарил меня и графа за знаки проявленного по отношении к нему участия, сел на лафет пушки и после нескольких спазм принялся плакать. Теперь он спокойнее. Вы это увидите: он хочет немедленно преследовать индейцев.
— Увы! Я боюсь, что его поиски окажутся бесплодными!.. Негодяй, изменивший ему, бежал. Знает он это?
— Нет еще.
— Что делать? К несчастью, я могу давать только пустые утешения. Эх! Но я понимаю! — он вскрикнул, ударяя себя по лбу, — это так, vive Cristo! Если дону Аннибалу не удастся спасти жену и несчастную дочь, он, по крайней мере, отыщет негодяев, похитивших их, и выместит на них свой справедливый гнев.
— Но, — заметил канадец, — каким образом? Я не понимаю вас, генерал. Тем более, что несчастье, как мне кажется, больше, чем мы предполагаем.
— Как это? Что хотите вы сказать, дон Оливье?
Канадец собирался с духом. Странное волнение охватило этого бравого человека. Выражение муки, раскаяния и робости отражалось на его мужественном и откровенном лице. Генерал с удивлением смотрел на него.