Можно подумать, что мы в Батуми приплыли.
Злит нас интонация капитана «Маркова». Мол, они здесь как рыба в воде, могут допускать даже некоторое залихватское панибратство со стихией, и вы, мол, привыкайте к обыденности обстановки. А у нас море под ногами горит, ибо для нас в такой шторм опасна и самая маленькая льдинка — обыкновенный пассажирский теплоход без всякого ледового класса и без малого полтысячи человек на борту.
Никакого конкретного решения не принимается. Просто штормуем носом на волну. Ветер все крепчает.
Тяжелая ночь. Тревожные вскрики птиц ниже крыльев мостика.
Самое утомительное — высматривать среди всеобщего бушующего движения осколки айсбергов и льдинки. Среди сверкающих гребней волн в рассеянном свете прожекторов вдруг глаз улавливает зеленеющую неподвижность. Иногда над этой неподвижностью возникают этакие фонтанчики, сразу уносимые ветром, — льдинка!
Уже через два часа такого высматривания глаза и голова готовы лопнуть. Выискивать на курсе обломки и льдины в такую погоду, пожалуй, муторнее, нежели ловить блох в мохнатой шкуре старого павиана.
В рубке месиво из звуков — к обычным добавились шумы от вибрирующих под ударами шквалов дверей и стекол. Приходится уже орать:
— «Марков» ложится на семьдесят!
— Включите эхолот!
— Он погоду показывает!
— Не такая уж качка!
— Лаг на нуле! Вырубился!
— Почему?
— Он у нас штевневый!
— Одно слово — Допплер!
— Куда понесло эту сидорову козу?
— «Марков» начинает отворачивать! У него по носу открылись два айсберга!
— За ними шлейф есть?
— Еще не видно!
— Не видно или не ясно?
— И то и другое!
— «Марков» прибавил обороты до полного! Как себя чувствуете?
— Пока нормально! Прибавляем тоже!
Звонок из машины. Трубку берет капитан.
— Э-э-э, ты это брось! У меня, так сказять, диплом другой — все одно твоих объяснений не пойму! Давай полный ход! Вот и все, братец! — Это он стармеху. И сразу куда-то уходит.
Между тем рассветает. На юго-востоке над грядой айсбергов и дрейфующим льдом возникают сперва зеленая, потом грязно-розовая, потом голубая полосы. Они не растворяются друг в друге. Они будто такая странная радуга.
Резко, скачком слабеет ветер.
Из радиотелефона голос «Маркова»:
— Вы сейчас поосторожнее! Мы здесь костей разбросали от льдинки!
— Вас понял! Спасибо!
— За что ты его благодаришь? За то, что он костей набросал?
Между всеми этими бесконечными репликами и командами еще надо всунуть десятка полтора анекдотов. Чаще из черного юмора, типа:
— Знаете? Ну, свадьба, разгар гулянки, веселье, ночь, звонок в дверь, открывают, на площадке двое с гробом: «Простите, нам тут никак не развернуться!»
— Фу! — говорит англизированный второй помощник Игорь Аркадьевич. — Из иностранного юмора. В Америке объявили конкурс на самый короткий рассказ — не больше ста слов. Могли принимать участие все желающие. Победил какой-то отставной вояка. Он написал: «Рядовой Джордан подпилил доску в сортире. Сержант Фицджеральд вошел в сортир и упал в дерьмо. Остальные восемьдесят пять слов сказал сержант Фицджеральд, вылезая из дерьма».
Возникает капитан.
Все замолкают, пристально смотрят вперед.
Капитан подходит к окну.
Минута-две тишины.
Вдруг капитан сам себе: «А он говорит: двадцать миль! Двадцать, черт! Ха-ха-ха!»
Никто не понимает, что, почему, отчего смеется мастер, но в рубке уважительная, внемлющая тишь.
Проходит пять минут.
Капитан: «И на девять градусов, говорит, левее! Ха-ха-ха!» — гомерически хохочет.
Штурмана изображают восхищенные улыбки.
Опять тишина. Только волны хлюпают и ветер посвистывает в дверной щели.
Через пять минут капитан, обращаясь ко всем вокруг:
— Двадцать миль, говорит! Вот идиот, а?! Ха-ха-ха!
Теперь все уже искренне хохочут — от дурацкости ситуации. Ибо так никогда и не узнают, про какие двадцать миль шла речь.
Такой же цирк происходит у нас почти при каждой трапезе.
Если Юра в духе и что-нибудь травит — опять молчит вся кают-компания и внимает.
Если Юра в духе, и еще в ударе, и что-нибудь травит — хохочет вся кают-компания.
Из его баек иногда можно почерпнуть много полезного, но капитанское давление на всех остальных командиров характеризует внутрисудовую обстановку. Какая-то напряженная она и не совсем естественная.
Пример полезной капитанской байки.