Теперь представьте себе и цепочку, которая привела на каторгу блестящего офицера Торсона. Это он Егором Киселевым командовал, нагляделся на это быдло и решил, что есть смысл за него живот положить на алтарь отечеству. Нет, недаром, недаром декабристы почти сплошь офицерами были — судьба их с солдатом и матросом тесно переплелась и в сражениях двенадцатого года, и в Антарктидах, а это не на забитого мужичка глядеть из окна помещичьей усадьбы… Ну, а Егор плакал, когда в строю стоял на палубе флагмана на Кронштадтском рейде, а перед ним с капитан-лейтенанта Торсона эполеты и ордена срывали. Ну, а потому и назовем их теперь обоих чеховским словом: подвижники.
Далековато меня унесло — забыл уже, с чего и начал…
Да, говорю обсыхающим пассажирам, что агитировал их сменщиков на ведение дневников с такой энергией, что те обязательно уже сейчас сидят на Молодежной, в Мирном и заносят свой интимный мир на бумагу.
— Зря надеетесь, — сказал летчик. — Какой дурак сам на себя донос писать будет? Не буду же я в каждый полет с собой дневники брать! Значит, какой-нибудь длинный нос обязательно в них залезет.
Неожиданный опять для меня поворот. Думал, от лени не ведут.
— Жить в обществе и не зависеть об общества — дело безнадежное, — прокомментировал Ростислав Алексеевич.
До того как начали прибывать следующие гости нашего новорожденного, удалось задать всего несколько вопросов по существу.
Я спросил, чем полярные начальники на зимовке отличаются от рядовых? Оказалось: 1) Бреют бороды. 2) В «домашней» обстановке носят галстук при любой рубашке или любом свитере, но носят! 3) Завтракают, обедают и ужинают всегда в сопровождении заместителя.
Я спросил, кто еще носит на зимовке галстук. Оказалось, только самые выдающиеся из подхалимов (чтобы подражать начальству), причем обмакивают галстук в каждый суп и борщ (такое обязательное прополаскивание галстука в первом блюде я наблюдал и на судне).
Здесь вечер вопросов и ответов перетек в сугубо питейную плоскость, ибо явились полярный завхоз, водитель вездехода, хирург и две судовые девицы.
Стало тесновато и громко. А на вопросы пришлось отвечать уже мне. Например:
— Что такое: «Вместе ехали, вместе приехали»?
Чешу в затылке. Все герои смотрят на меня с затаенным ожиданием чего-то очень веселого. Я говорю, что не знаю. Объясняют:
— «Вместе ехали, вместе приехали» — это «Харьковчанка» в стометровой трещине!!!
Всеобщий гомерический хохот. («Харьковчанка» — специализированный вездеход, который делают в Харькове. И вот если он провалится на сто метров под лед со всем экипажем, то это и означает, что герои вместе ехали и вместе приехали.)
Есть подозрение, что питомником, где рождаются неуловимые потом и вездесущие анекдоты, является Антарктида. Отсюда, с высот в пять километров при температуре минус восемьдесят градусов, новорожденные анекдотики сползают в мир. Первый попавшийся пример.
Профессор спрашивает на приемном коллоквиуме у студиоза: «Когда родился Гегель?» — «А кто это, простите, профессор, такой?» — «В каком году умер Кант?» — «А кто это такой?» — «Чем занимался Карл Маркс?» — «А кто это…» Профессор, снимая пенсне: «Вы откуда, коллега?» — «Из Урюпинска». Профессор, задумчиво протирая пенсне: «А может, бросить все к чертовой матери и махнуть в Урюпинск?»
Постучал старпом Витя Мышкеев:
— У вас весело, господа. Виктор Викторович, не желаете ли прогуляться на шлюпочную палубу? Капитан просит вас осмотреть вельботы. В моем почтительном сопровождении. Их куда-то к богу в рай сдвинуло той волнишкой.
Ветер сбавлял обороты. Мы выходили из зоны шторма. Но на шлюпочной палубе было достаточно противно. И сквозило, как на паперти заколоченной церкви.
Один вельбот был немного сдвинут с кильблоков, но шлюпбалки, при достаточно беглом осмотре, показались мне непострадавшими. Один штормтрап, скатанный и закрепленный обычно возле вельбота, был сорван волной и исчез. Другой — волна, расчехлив его, раскатила по палубе на всю длину, но не оторвала. Все это были мелочи и ерунда.
В разрыве штормовых туч ярко сверкала незнакомая звезда.
Более тщательно осматривать шлюпбалки при таких кренах мне не хотелось: побаивался улететь в пространство под вельботами. Эти пространства в шторм стараешься миновать возможно быстрее — какое-то особо жидкое ограждение палубы под вельботами, как-то так начинает нести туда на каждом попутном крене…
Ямкин был в каюте, пил кофе.
Я доложил о состоянии вельботов и спросил, по сколько идем.
— Учитывая эффект Допплера, так сказять, будем считать, по десять узлов. Гудишь с гостями? Ты их со скуки в каюту взял? И без самоуплотнений нашли бы выход.