Во мне почему-то прозвучали красивые слова геофизика: «Со мной идут синие ветры!» Поэт Ростислав Алексеевич! И хорошо, что волна-выродок свела меня с ним и его друзьями.
— На вашем месте я все-таки собрал бы пассажиров утром и объяснил им технологию случившегося. И принес разные извинения…
— От лица Нептуна я буду у них прощения просить?
— Так будет по-человечески. И еще. Я буду рекомендовать пострадавшим подать иск на судно для возмещения материальных убытков, Юрий Иванович. Замокли фотоаппараты, кинокамеры, мягкое барахло.
— Они опытные люди, товарищ Конецкий. Вам следует знать, что они вам ответят: «Иск подать, а потом год против пароходских юристов по судам кулаками махать? Нет, доброхот-батюшка, дороже нам этот иск станет». Вот как они тебе ответят.
— Посмотрим. Но судно обязано предложить пострадавшим подать иск на пароходство.
— Делайте, как хотите, хотя это и не ваше дело, так-с сказять.
— Что с окнами придумали? Может, попробовать снять стекла из кормового пассажирского салона?
— Не хочется разорять пароход. И так ремонтные ведомости урезали на три четверти. Запросил Москву на заход в Кейптаун. Если дадут «добро», там и воду возьмем, и стекла, и птичье молоко. Все. Иди лакай с гостями дальше. И можешь не являться к завтраку.
— Спасибо и на этом.
— Тараканы во втором классе есть?
— Да. Опять появились. Повытряхивало их штормом.
— Эх, разрешили бы Кейптаун! Там и отрава есть на тараканов безотказная.
— Ты был в Кейптауне?
— В прошлом рейсе на Антарктиду аппендикс у пассажирского администратора.
Я ушел. Мне показалось, что ему не хотелось, чтобы я уходил. И еще показалось, что он завидует моему сидению с «гостями».
В четырехместной каюте было уже человек двадцать. Если говорит один — это монолог, два — диалог, а дальше как, если на древнеримском языке? Кажется, хор. Попробую изобразить:
— А я бабку все вспоминаю! Такая старая! Только и может в огород сходить, укроп вырвать…
— Завоевание человеком космоса никогда не опиралось на исчерпывающие знания о законах полета! Это кто сказал?
— Нет, рыбу я не ем. Свечусь потом во сне. Жена пугается. От фосфора…
— Укроп у нас высокий — нагибаться не надо…
— Разве ты пилот?! Летать боишься! А мы что, альпинисты?
— Я, конечно, женщин люблю! Только они в скором поезде долго в гальюне красоту наводят…
— Помню, уезжаю, а дочке третий годок, говорит мне: «Папа, я сегодня спала будким сном…»
— А кто с тобой спорит?
— А я так скажу! Когда красота огромна, не хочешь ни водки, ни курева!
— Отец три месяца назад помер, а сказали только вчера! Вот суки — нервы мне берегли, а?! (Плачет.)
— Вернусь, пойду работать в Медпиявку. Знаешь, что такое? Межреспубликанская контора по заготовке, выращиванию и сбыту медицинских пиявок!
— Ничто не останавливало тех, кто посвящал себя небу! Таков человек, и здесь его величие, трагедия и красота! Кто сказал?
— С ума сошла! Стирать белье! А вода где? Сменяем первый класс на второй, а второй на палубную команду…
— Давай из «Служебного романа» споем?! Ту, что Алиса Фрейндлих?
— Врубите музыку!
— Ведь чудом, чудом ты не гробанул нас тогда на вертолете!
— Девочки, что вы такое гнилое шампанское притащили? В нос…
— Тише! — сказал я. — Действительно, дорогие товарищи, эта хулиганская волна унесла тот покой, который мне здесь только снился!
— Блок! — объяснил окружающим доктор географических наук вполне трезвым голосом. — А вот это кто: «Все кверху дном, все сбились с ног, — господь бог на небе скончался, и в аде сатана издох!»? Это, братцы, Гейне в переводе Тютчева.
— Своим богохульством и хулиганством Гейне камуфлировал высокий романтизм! — вскричал Ростислав Алексеевич. — А вы что здесь делаете из моего дня рождения?! Хотите, обезьянку покажу?
Очевидно, это был его коронный номер, потому что все сразу притихли.
Теперь представьте себе мужчину, пятидесятилетнего, роста среднего, очень сильного, с лицом мужественным (на переносице пигментное пятно — там, где на противоморозной маске остается прорезь для глаз или очков); никаких радикулитов и обморожений конечностей, хотя зимовал и у черта на куличках; один только смог вспомнить случай, когда ему стало плохо: на станции «Восток» в азарте срочной выгрузки транспортного самолета поднял и метров пять пронес восьмидесятикилограммовый баллон с газом, и тогда его ударил приступ горной болезни, и думал, что умрет; геофизик с мировым именем, друг знаменитейших ученых; самый сдержанный из присутствующих, то есть во всех отношениях достойный муж, — мгновенно превратился в шимпанзе, или мартышку, или, может быть, бабуина! Гениально! Полнейшее перевоплощение! Куда там Райкину!