– Зачем это? – удивился Матвей.
– Так... Народ повалит, мужики. Патриарх... самый высокий поп, как Стырь говорил. Мужики смелей пойдут.
Матвей молчал.
– Что молчишь?
– Делай как знаешь...
– А ты как думаешь?
– Опять ведь за нож схватисся?
– Да нет!.. Что я, живодер, что ли?
– Дурость это – с Никоном-то. «Народ повалит». Эх, как знаешь ты народ-то! Так прямо кинулись к тебе мужики – узнали: Никон идет. Тьфу! Поднялся волю с народом добывать, а народу-то и не веришь. Мало мужику, что ты ему волю посулил, дай ему ишо попа высокого. Ну и дурак... Пойдем волю добывать, только я тебя попом заманю. Нет, Степан, ни царем, ни попом не надо обманывать. Дурость это.
– Цыть! Заговорил!.. – Степан уставился на Матвея строгим взглядом. – Много! Ворох сразу вывалил... Умник.
Матвей, недолго думая, подстегнул меринка и отъехал вперед, и скрылся в рядах конников.
Степан обогнал всех, свернул в сторону с дороги, остановился. Подождал, когда подъедут есаулы.
– Дед! – окликнул он деда Любима. Когда Любим подъехал, спросил: – Есть у тебя хлопец проворный?
– У меня все проворные, – дед Любим привстал в стременах, кого-то стал высматривать среди конных. – Зачем тебе? Могу всех кликнуть: сам выбирай – все молодцы добрые.
К ним подвернули есаулы, скучились.
– Мне всех не надо. А одного найди – в Астрахань поедет, к Ивашке Красулину.
– Гумагу? – догадался Любим.
– Никаких гумаг. Взять все в память, и до поры пускай все умрет.
Мимо шла и шла конница. Со Степаном здоровались; он кивал головой, влюбленно всматривался в своих казаков.
– Здоров, батька!
– По чарочке б, Стяпан Тимофеич!.. Глотки – того, дерет... Пыль бы сполоснуть!
Степан задумчиво щурил глаза. Вдруг он увидел кого-то.
– Макся Федоров!
Молодой казак (тот игрок в карты) придержал коня.
– Я?
– Ты. Ехай суда.
Макся подъехал. Степан улыбнулся растерянности парня.
– Чего же не здороваисся? Не узнал, что ли? Я вот тебя узнал.
– Здоров, батька.
– Здоров, сынок. Как, в картишки стариков обыгрываешь?
– Нет! – выпалил Макся. И покраснел.
Степан и есаулы засмеялись.
– Чего ты отпираться-то кинулся? Старика обыграть – это суметь надо. Они хитрые, – Степан спрыгнул с коня. – Иди-ка суда.
Макся тоже спешился и отошел с атаманом в сторону. Тот долго ему что-то втолковывал. Макся кивал головой. Потом Степан приобнял парня, поцеловал и отпустил.
Макся, счастливый и гордый, никого не видя вокруг, вскочил на коня и с места взял в мах.
Конница все шла.
Степан тоже сел на коня, тронул его тихим шагом. Есаулы за ним.
Степан вдруг обернулся, позвал:
– Иван, найди Матвея Иванова. Пошли ко мне.
Есаулы переглянулись... Не нравился им этот Матвей Иванов – баба какая-то, да еще и говорун. Иван послал казака найти Матвея, но сам подъехал к Степану, чуть потеснил его коня вбок.
– Степан... казаки наказали выговорить тебе...
– Ну. Слухаю.
– Этот Матвей... он, видно, хороший мужик, но ты уж прямо милуисся с им на виду войска. Обида берет казаков...
– А тебя берет?
– А?
– Тебе, говорю, тоже обидно, что я гутарю с мужиком?! Что вы седня, оглохли, что ль, все?
– Да гутарь на здоровье! Уведи в шатер, там и гутарьте... Только гляди, не стал бы он с толку сбивать...
– С какого?
– Ну... мало ли у их чего на уме. Кто их знает, этих мужиков. А он вон какой говорун!
– Ты прямо, как за девкой, за мной доглядываешь, – Степан усмехнулся. – Смешной ты, Иван... Не бойся, он меня с толку не собьет.
– Я так-то не боюсь...
– И не обижайтесь. Ума-разума атаман наберется – кому от этого хуже? Всем лучше будет.
– От его – ума-разума? – удивился Иван. – Господи...
– От его. Не гляди, что неказистый, все смекает. Ты, Ваня, таких не отталкивай от себя. У его вон в чем душа держится – а она болит за всех, умная душа. Не обижайте его.
– Никто его не обижает.
– Мне отец рассказывал про деда, отца своего... Здоров был, пошуметь любил, Стырь знал его. Кому хошь бока наломает, а калеку какого-нибудь домой приведет, накормит, напоит и с собой спать положит. Мне всех убогих да бездомных тоже жалко... Да ишо когда бьют их...
– Кто его бьет?
– Я не про Матвея. А и про его! Бьют таких, Иван! Не слышим мы – стон стоит по деревням да по городам. И такие же, русские... курвы: ни стыда, ни жалости – бьют. Как маленько посильней да царю угодный, так норовит, змея такая, мужику на шею. Мы сдуру в Персию поперли – вот кому надо кровя-то пускать, своим! Я два раза проехал – посмотрел... Да там не... Тьфу! Не буду! Не буду!.. Тьфу! Говори мне чего-нибудь... про войско. Высыпаются казаки?